На всех лицах читается смертельная тревога. Вокруг вакханалия погибели, грохота, вспышек, сотрясений, пены и лавы.
Секунды текут нестерпимо медленно, разгулу стихии не видно конца.
Должно получиться.
Кажется, этот апокалипсис на века.
Но в конце концов тянущие судно дельфины торжествуют над тащащим его назад течением.
Дельфинов, бросившихся нам на выручку, должно быть видимо-невидимо.
Тяга вспять больше не властна над кораблем. Он медленно, но неуклонно набирает ход.
Получилось?
Выжившие переглядываются, не веря в свое везение. Ветер упорно надувает паруса, корабль ускоряет ход под хмурящимися небесами.
– Сколько нас? – спрашивает Рене-Геб.
– Я сосчитала, кроме нас двоих и наших четверых детей, еще сто шестьдесят восемь человек. Всего выживших сто семьдесят четыре, – докладывает Нут.
Сто семьдесят четыре. Я спас сто семьдесят четыре атланта из восьмисот тысяч!
– Куда мы теперь? – спрашивает молодая, всего 245 лет от роду, женщина, с трудом сдерживая рыдание.
Устами Геба ей отвечает дух Рене:
– На восток. Держим этот курс. Скоро мы подойдем к берегу и поплывем вдоль него на землю, которую в будущем назовут Египтом.
Взгляды мореплавателей поневоле обращаются назад, туда, где раньше находилась Атлантида, а теперь витает пар над водой.
Нут кидается в объятия к Гебу, не выпускающему из рук руль. Только сейчас она дает волю слезам. Атлант видит, что и его тело сотрясается от неподвластного ему приступа эмоций. Рене не составляет труда понять, что это.
Бесконечная грусть.
Все на борту разрываются между отчаянием, вызванным гибелью всего, что им дорого, и облегчением.
Грусть и надежда.
Корабль со 174 последними атлантами, обессиленными и дрожащими, набирает скорость, устремляясь на восток. Дух учителя истории отделяется от тела астронома, чтобы оглядеть всю картину со стороны.
Теперь это не будущее и не настоящее, это прошлое. Я пережил потоп и гибель в океанской пучине цивилизации атлантов.
Отныне этот уникальный исторический момент будет жить в моих воспоминаниях.
67.
Рене Толедано возвращается из своей регрессии на «Летучую рыбу», все еще воюющую со штормом. Его силу, правда, уже не сравнить с прежней, но плавание по-прежнему сопряжено с трудностями и неудобствами.
Учитель истории обнаруживает, что потратил три часа на помощь атлантам, угодившим во Всемирный потоп.
Он выпивает чашечку кофе, надевает непромокаемый плащ и поднимается к Опал, не выпускающей штурвал парусника, взлетающего на гребни волн посреди бушующего моря.
– Сто семьдесят четыре, – докладывает он. – Столько людей пережило потоп.
Она делает одобрительный жест.
– Как я погляжу, вы кардинально поменяли ход истории человечества! – кричит она, перекрывая вой ветра.
– Мы увидим, так ли это, когда проверим, сумели ли выжившие возродить свою цивилизацию. Встретимся с Гебом, Нут, их детьми и другими атлантами там, куда они должны были прибыть. Курс на Египет.
Парусник летит по волнам, иногда подбрасываемый ветром в воздух, подтверждая, что не зря получил свое имя – «Летучая рыба».
Весь первый день пути Опал и Рене вынуждены бороться с шестибалльным штормом, но яхта освоилась с волнами, обрела свой оригинальный способ справляться с ними и уверенно держит курс на юго-восток.
К вечеру ветер немного стихает, и обессиленные мореходы решают доверить управление автопилоту.
Они садятся ужинать в кают-компании.
– Расскажите про потоп, – просит Опал.
– Невыносимая несправедливость! Небывалая красота и гармония превращены в ничто только потому, что кому-то или чему-то захотелось, чтобы всего этого больше не было. У меня было чувство, что я борюсь с гневом Посейдона.
– Если бы не вы, никто бы не выжил.
– Тем не менее все мифы, упоминающие Всемирный потоп, утверждают именно это.
– Мы возвращаемся к нашей проблематике: было ли содеянное вами заранее предопределено?
– Именно. Предопределил ли произошедшее мой выбор?
– Как вы сами считаете?
Он колеблется и меняет тему:
– Теперь я хотя бы знаю, что могу попасть в любой момент прошлого.
– Значит, вы можете нагрянуть в конец книги и прочесть развязку. Вы можете узнать, как все это кончилось.
– Нет. Что-то меня здесь не устраивает. Я продолжаю думать, что лучше продвигаться шажками и делать свой выбор по мере развития ситуации. Убежден, что свободная воля сильнее фатальности. Лучше следовать за событиями жизни Геба покадрово. Это как с романом: теряется всякий интерес, если заглянуть в конец, чтобы узнать, кто убийца и достигнет ли герой успеха.
Она согласно кивает.
– Мне, конечно, хочется узнать, как все будет, но можно и потерпеть.
– Понимаю. Однажды в детстве я смотрела фильм «Инопланетянин». Помните страшную сцену, когда инопланетянин умирает? Мама, видя, что я не плачу, спросила, почему я не переживаю. «Потому что я уже три раза видела этот фильм, – ответила я, – и знаю, что инопланетянин оживет. Чего мне за него беспокоиться?»
Тут до их слуха доносится сирена. Поднявшись на палубу, они видят проплывающий в нескольких сотнях метров от яхты большой танкер. Обоих посещает одна и та же мысль.
Если бы у нас сел аккумулятор, эта громадина не увидела бы нас в темноте и раздавила бы, как слон – мышь, даже не заметив.
Они возвращаются в кают-компанию.
– Остается вопрос о незыблемости конца что их, что нашей истории, – говорит Рене. – Возможны ли иные развязки?
– Что думаете об этом вы сами?
– Существует эффект бабочки. Небольшая деталь может поменять всю траекторию.
– И?
– Мы не узнаем этого иначе, чем проживая все этап за этапом, не торопя события и не забегая вперед.
– Я тоже думаю, что так будет разумнее.
– Остается ваше «Помимо меня», противоречащее теории эффекта бабочки. В этом вашем фокусе, если я правильно понял, невозможно ошибиться.
– Вы поняли правильно. Это беспроигрышный трюк. Все заранее предрешено. Фокусником.
– Давайте провернем это еще раз, я попробую понять.
– Если хотите.
– Только у меня просьба: в этот раз я хочу все сложить наоборот. Можно так?
Опал соглашается, достает купленную перед отплытием колоду карт, выкладывает красную и черную карту и отдает ему оставшуюся стопку из 50 карт. Он не глядя раскладывает их на две стопки, по предполагаемому цвету. Как и в прошлый раз, ему позволено перекладывать карты, меняя первоначальный расклад.
