Перед тем как стать графиней Леонтиной, он предполагал, что способ обрести счастье – это родиться аристократкой, обладательницей замка и большого семейства.
До того, как стать Зеноном, он считал, что решение всех проблем – жизнь на свежем воздухе, на морском берегу.
Раз за разом он рассчитывал на выигрыш в силу сочетания неких талантов. Потом сама жизнь, непосредственный опыт, ставила пределы его желаниям.
До его рождения мальчиком Рене, в 112-й жизни, предыдущее воплощение, 111-я жизнь в виде монаха Фируна, желало постичь историю и разглядеть истину за изгородью официальных версий и легенд. Ему хотелось жизни «демистификатора» в демократической стране, в мирное время, чтобы не становиться свидетелем тех сцен, которые разыгрывались на его глазах в Камбодже.
Что до способности возвращаться в прошлые жизни…
Что, если Фирун сформулировал и эту способность в своем перечне желаний для следующей жизни? Это сохранило бы память о нем в случае damnatio memoriae… Да, кое-какие события должны были побудить его к борьбе с забвением истины. Круг замкнулся: Фирун спас память о себе, наделив меня любознательностью к истории и умением возвращаться в мои прошлые жизни.
Рене Толедано звонит дежурному и заказывает обильный завтрак: омлет, апельсиновый сок, разную выпечку, масло, джем, блины, вафли, даже жареный бекон.
Черт, я пропустил вчерашнюю встречу в 23:23!
Геб занят либо строительством корабля, либо сексом с Нут. Даже хорошо, что я предоставил ему свободный вечерок.
Опал шевелится под простыней, потом сбрасывает ее. На ней только трусики и футболка. Он невольно на нее засматривается. Без одежды и косметики видно, какая у нее белая и веснушчатая кожа.
Чем лучше я узнаю эту женщину, тем сильнее она меня потрясает. Она обладает всеми достоинствами: умом, волей, независимым характером, красотой. Она может быстро и без колебаний принимать трудные решения. Бросить учебу, начать выступать в одиночку на сцене, на все махнуть рукой и последовать за мной. Истинный герой не пасует перед выбором. Я поднялся на сцену не по собственному желанию, в меня ткнули пальцем; я не собирался драться со скинхедом, а просто защищался, когда он напал; я не рвался в психушку; не по своему выбору удирал от полиции. Я вроде пассажира в тележке американских горок: кричу, потею, боюсь, но руля от тележки у меня нет.
За волнением, вызванным восхищенным созерцанием Опал, следует мысль: «Никогда такая потрясающая женщина не заинтересуется таким рохлей, как я».
Она всхрапывает, и даже этот звук кажется ему мелодичным. Он продолжает с восторгом на нее глазеть, все больше наполняясь уверенностью, что она входит в его семейство душ. Ему вспоминается услышанное однажды от отца: «То, как мы общаемся с внешним миром, выражено в буддистской культуре семью чакрами. Чакра № 1, находящаяся под телом, – это связь с планетой. Чакра № 2, там, где половой орган, – связь с плотскими удовольствиями и с размножением. Чакра № 3, там, где пупок, – связь с семьей и с предметами. Чакра № 4, там, где сердце, – связь с эмоциями и чувствами. Чакра № 5, там, где шея, – наша связь с другими людьми. Чакра № 6 находится между глаз и называется еще «третий глаз», она связана с культурой и с красотой. Чакра № 7, на макушке – духовность и свое место во Вселенной и во времени».
Еще отец сказал: «Если ты думаешь о ком-то и твоя чакра № 4 пульсирует, значит, этот человек принадлежит к твоему семейству душ».
Теперь ему вспомнилось: как только он увидел в начале представления Опал, у него сдавило грудь. Он не придал этому значения, списав на внезапное появление артистки в облаке дыма и всполохах света. Когда он поднялся на сцену и они взглянули друг другу в глаза, у него ускоренно забилось сердце, его 4-я чакра задрожала, как шар раскаленной лавы. Он принял это за страх…
Он приближается к Опал, чтобы подышать ее духами, но она открывает вдруг свои зеленые глазищи, хлопает ресницами, понимает, что он на нее смотрит, зевает, потягивается и, завернувшись в простыню, убегает в ванную.
Стук в дверь.
– Обслуживание в номере.
Рене просит поставить столик для завтрака у залитого солнцем окна. Опал выходит из душа в халате, с полотенцем на голове, и он ищет, с чего начать разговор.
– Дождь наконец-то перестал.
Она с радостным видом садится напротив него.
– Доброе утро. Вы удачно подгадали с завтраком, я ужасно проголодалась.
Она наливает себе кофе.
– Вчера нам с вами… как это лучше выразить?.. Здорово досталось.
Она мажет на круассан масло и апельсиновый джем, потом впивается в него белоснежными зубами.
– Что вам понравилось больше всего?
Этот вопрос застает ее врасплох. Она со смехом отвечает:
– Больше всего – как вы перекидывали через стену золотые слитки. Это напомнило мне детские игры с отцом.
Она встает и выглядывает в окно, проверяя, на месте ли машина.
– Подумать только, набитый золотом багажник заперт на слабенький замочек.
Она смотрит на него и улыбается.
– Какая программа на сегодня?
– Сначала рекогносцировка. Где находится этот отель? – спрашивает Рене.
– В Лионе. Я гнала всю ночь.
– Так. Нас разыскивает полиция.
– У всех свои мелкие неприятности, без них жизнь была бы слишком простой и скучной, – иронизирует она.
– Вряд ли нас ищут хозяева замка Виламбрез. Им достался слиток, которым я запустил в морду их немецкой овчарке. Получается, сделал им подарок. Надеюсь, псина не пострадала.
– Надо будет найти скупщика, который превратил бы наши слитки в денежные купюры.
– Алхимика наоборот.
– Что потом?
– Потом я бы предложил податься на Лазурный Берег, купить парусник и пересечь на нем Средиземное море.
– Покинуть Францию?
– Мой отец утверждал, что все можно решить сменой географической точки.
– Какова же следующая точка?
Он медлит, чтобы впечатление было сильнее, а потом отвечает:
– Египет.
Она разбивает яйца всмятку с острой стороны, обильно перчит и с наслаждением отправляет в рот желтки.
– Почему Египет?
– Думаю, атланты бежали именно туда.
– Вы хотите воспроизвести то, что произошло тогда?
– В этом ключ: смогу ли я по своей прихоти переписать историю или мне остается только повторять уже произошедшее? Поскольку мы практически ничего не знаем о тех временах, ответить на этот вопрос можно только делом. Вопрос стоит так: есть ли у нас выбор? Или мы всего лишь встраиваемся в предопределенный, незыблемый сценарий?
Она размышляет:
