Память возвращается волнами.
На мне важная миссия по спасению людей. Не припомню кого.
– Поверьте, мсье Толедано, теперь вам будет становиться все лучше и лучше.
Вот-вот, меня звали… то есть меня зовут Рене Толедано.
Опомниться. Держаться. Возродить сожженные деревья-нейроны.
А этот тип уже не такой симпатичный, как мне только что казалось. Меня пугает его улыбка.
– Вы не вправе делать со мной то, что делаете. Мне нужен адвокат.
– Главное, что вы выздоравливаете. Адвокатов для больных не предусмотрено. К тому же у вас и так самый лучший адвокат – я. Благодарите Элоди Теске, если бы не она, вы бы здесь не оказались. Вспомните: я – тот, кто вас лечит.
Доносящийся издали безумный смех звучит кульминацией этой фразы.
– Я хочу домой.
– Мне интересен ваш случай. Полагаю, вы задержитесь в этой лечебнице надолго. Сказали бы спасибо, ведь я спас вас от тюрьмы, а теперь почищу ваше сознание.
– Я хочу домой.
Мне нужна «Мнемозина» – папка, куда я все записал о себе, чтобы не забыть. Но «Мнемозина» осталась дома.
Где он, мой дом? Срочно вспомнить! Найду «Мнемозину» – сразу вспомню, кто я, невзирая на происходящее со мной сейчас.
– Сами видите, как бывает при потере памяти: вам не хватает слов. Приходится твердить одно и то же.
Рене пытается сесть повыше, но головокружение и сильнейшая мигрень снова валят его на койку.
Пожар у меня в голове еще не полностью унялся.
Он слышит дождь за окном и представляет, как тяжелые серебристые капли гасят пламя, пожирающее его нейроны.
– Вам дали успокоительное, вы долго спали. Сейчас 11 утра. Вы пропустили завтрак, но ничего, скоро принесут обед. Вам надо набраться сил. Полагаю, сегодня в меню бараньи мозги. В них много фосфора, это полезно для памяти. Увидите, здесь очень хорошо кормят. Наш шеф-повар – редкий любитель готовить из потрохов. Позвольте небольшое отступление: моя бабушка говорила, что есть почки полезно для почек, телячий зоб – для щитовидки и для иммунитета, кишки – для пищеварения. По этой логике, мозги хороши для умственного здоровья, вы не считаете?
Психиатр откидывает со лба белую прядь.
– Вам надо набираться сил, мсье Толедано, потому что сегодня в 16 часов у вас новый сеанс «чистки» гиппокампа. Надеюсь, при одном сеансе электротерапии в день ваши внутренние джунгли через месяц преобразуются во французский парк.
У меня в голове еще не до конца потух огонь. Это уже угли, но они сильно раскалены и потрескивают.
Шоб оставляет его одного в камере с белыми стенами.
Надо вспомнить что-то важное, но что? Что-то на белом песчаном пляже, там была кокосовая пальма и мужчина в юбке.
Он прикусывает язык.
Какой пляж? Какой мужчина в юбке? Отпускник-шотландец? Почему мне так важно это вспомнить?
Он собирается с духом и ударяется головой о стену, чтобы от сотрясения пробудилась память. Тут входит санитар и прекращает это занятие.
– За вами наблюдают в глазок. Будете причинять себе вред – окажетесь в смирительной рубашке.
Рене послушно садится на койку.
– Может быть, хотя бы вы напомните мне, почему я здесь?
Санитар читает листок на двери.
– Вы кого-то убили, – говорит он, пожимая плечами. – Кинжалом. Еще у вас бред об Атлантиде.
Это произносится таким тоном, словно речь об аппендиците или о небольшой опухоли. Санитар стирает кровь в том месте, где Рене врезался в стену головой, уходит и запирает дверь снаружи.
Рене снова один.
Атлантида? Вот оно что…
Он трясет головой, и перед его глазами появляется ожерелье с синим дельфином, шея, лицо, зеленые глаза, рыжие волосы. За спиной женщины огромной глаз.
Опал. Ее звали Опал. «Ящик Пандоры».
Она меня загипнотизировала, и что-то произошло. Шок. Я захотел вспомнить эпизод геройства. Первая мировая война. Ипполит.
Дождь, свисток сержанта. Подземный ход, по которому немцы проникали к нам в тыл.
Наконец-то его память постепенно восстанавливается.
До этой моей жизни были другие.
Жизнь, в которой мне захотелось умереть в преклонных годах, в окружении семьи. Графиня Леонтина.
Жизнь, в которой я испытал величайшее наслаждение. Галерник Зенон.
Самая безмятежная жизнь. Человек в юбке.
Необходимо вспомнить, как его звали. Короткое имя: Мел, Бел, Реб. Все дело в первой букве. Беб, Деб, Феб… Геб! Его зовут Геб, он живет в Атлантиде.
Снаружи неистовствует гроза. При ударе грома его посещает еще одно воспоминание.
Потоп!
Ему грозит опасность. Я должен помочь Гебу пережить этот природный катаклизм.
Он приникает ухом к обитой стене и сожалеет, что плохо различает шумы внешнего мира.
Доктор Шоб сказал, что будет чистить мне память. Как бы я не забыл Геба и не потерял возможность помочь ему. Бедняга, он не умеет строить корабли: атланты развили духовные, но не технические таланты. У них круглые и плоские суденышки на дельфиньей тяге. Колесо, парус, киль, руль им неведомы.
Я нужен атлантам. Только я могу их спасти.
Надо любой ценой выбраться отсюда. Сбежать из этой психушки.
Но как?
Ответ приходит сам собой.
Ипполит. Он воевал в элитных частях, он умеет драться и проникать в тыл к неприятелю.
Рене с трудом скрещивает под собой ноги, пытается принять позу лотоса, у него не получается, тогда он просто закрывает глаза и старается вспомнить процесс самогипноза.
Кажется, там эскалатор, нет, лифт, нет, простая лестница.
Он представляет себе лестницу и спускается по ней вниз, считая ступеньки.
Перед ним дверь бессознательного – толстая, железная, похожая на дверцу банковского сейфа. Он тянет на себя тяжелую дверь, она скрипит, но поддается.
За дверью тянется коридор с деревянными дверями. Номера дверей на табличках трудно прочесть из-за слоя сажи.
Последствия электротерапии налицо даже в моем коридоре.
Он стирает сажу, чтобы видеть цифры.
Какая из дверей ведет в Первую мировую войну? 105, 106, 107?
Он вспоминает тревожащий красный цвет, цвет свежей крови. 109!
Он подносит руку к двери, следующей за 108-й, и стирает черное наслоение, чтобы выступил номер 109. От почерневшей древесины валит пар. Он вспоминает, что в последний раз угодил сюда как раз перед наступлением на Дамской дороге.
