Ее мать была психологом. Отец учил ее магии, а мать не давала забыть, что это всего лишь забава и что надо обзавестись серьезной профессией, иначе не проживешь.
Опал попробовала пойти по стопам матери и стала изучать медицину и психологию, потом захотела стать психоаналитиком, открыла свой кабинет. Но практическая работа принесла разочарование. Ей было скучно слушать рассказы пациентов о реальных или воображаемых мелких невзгодах. Профессия стала казаться ей разновидностью того, чем занимаются кюре, слушающие исповеди и потом говорящие, что молитва все искупит, или парикмахеры, которых клиенты посвящают в тайны личной жизни.
Пациенты приходили к ней выговориться, а не за судом или проповедью. Как она ни объясняла им их ошибки, как ни советовала не совершать впредь глупостей, очень немногие оказывались готовы поменять поведение.
Психоанализ научил ее, что у всех есть скрытые раны и что, пока они не зарубцевались, никому не удается создать ничего долговечного. Она почувствовала, что психоанализ только бередит раны, не суля никакого реального решения.
Опал испытала разочарование: что бы она ни делала, это было лишь скольжением по поверхности. Эффективнее всего в ее практике оказалась методика Эмиля Куэ
[9] («раз вы платите и регулярно приходите на протяжении десяти лет, то в конце концов исцелитесь»).
Ее сеансы психоанализа давали единственный позитивный результат: средства, чтобы платить за крышу над головой.
Поиски причин этого бессилия привели ее к выводу, что пациенты говорят о поверхностных ранах и помалкивают об истинных, глубоких. Пока не заживут первые, они не собирались браться за вторые. Опал поняла, что решение принесет погружение в самое далекое прошлое.
Она принялась исследовать далекое прошлое: раннее детство, даже месяцы до рождения.
В конце концов она поняла, что надо пойти еще дальше. Ее осенило: почему не посмотреть, что было до зачатия? Истоки истинных психологических препятствий, решила она, надо искать в генезисе души. А преодолеть границу бессознательного можно только при помощи гипноза.
Она махнула рукой на психоанализ и стала учиться гипнозу. В конце концов, сам Зигмунд Фрейд начинал как ученик профессора Шарко и практиковал достойное искусство гипноза – потом, правда, бросил.
Опал обнаружила, что есть два типа гипноза: терапевтический (с его помощью борются с пристрастием к курению, с бессонницей, с фобиями) и сценический – для развлечения публики.
Она изучала то и другое. Первый – чтобы понять механизмы работы мозга, второй – для экспериментирования. Терапевтический гипноз она практиковала в больницах, используя его вместо анестезии. В сценическом гипнозе она совершенствовалась в кабаре: предлагала себя на роль испытуемой, чтобы постичь процесс изнутри.
По ее наблюдениям, простейшим способом забраться в мозг был принцип «3+1». Приняв три безобидных предложения, человек естественным образом принимал четвертое. Например, вы не возражаете закрыть глаза, дышать медленно, расслабиться – а потом вы уже не прочь предпринять более серьезное усилие и расстаться с желанием курить. Для пущего эффекта можно поразить пациента картинами с мощным эмоциональным зарядом, вроде легких, превращенных в пепельницу.
Тем не менее терапевтический гипноз тоже ее разочаровал. Фрейд был прав, утверждая, что ему подвержены только 20 % внушаемых людей. Еще большим разочарованием оказался сценический гипноз. Многие гипнотизеры, боясь рисковать, прибегали к трюкам из арсенала фокусников. Некоторые сажали в зал помощников, изображавших случайных добровольцев.
Она поделилась своим недовольством с отцом, и тот объяснил, что гипнотизеры, не желающие провалиться перед зрителями, жульничают, чтобы не быть осмеянными.
Побеседовав с отцом, Опал пришла к мысли о собственном, «на 100 % честном», гипнотическом представлении. Отец помог ей найти театр-баржу, продумал вместе с ней декорации и режиссуру. Но после первых проб он сказал: «Каждый артист должен нащупать трюк, который станет его изюминкой, фирменным знаком. Подумай, каким гипнозом не занимаются твои конкуренты». Так она набрела на мысль о регрессивном гипнозе, путешествиях в прошлые жизни. На это она и сделала ставку, решив, что, практикуясь на других, овладеет необходимой техникой.
И тут случился инцидент: Ипполит Пелисье на Дамской дороге.
33.
В «Последнем баре перед концом света» все громче звучит музыка, и все посетители автоматически повышают голос.
Рене кажется, что его всасывают огромные зеленые глаза.
Я ее толком не разглядел. Даже толком не смотрел в ее сторону. Я прохожу мимо людей, не видя их, не пытаясь их понять.
Я в замешательстве от себя самого. Надо же, не моя, чужая жизнь – и какая!
Она изящно встряхивает длинными волосами, и его впервые обдает запахом ее сильных духов.
Опал Этчегоен, зачем ты оказалась на моем жизненном пути?
Ты открыла в моем подсознании дверцу, о которой я даже не подозревал. А теперь просишь меня открыть твою, крепко запертую…
В последние дни я стал лучше понимать, кто я такой. Теперь я понимаю, что должен, возможно, задуматься, каковы другие люди. Все люди, заглядывающие в мою жизнь, дают толчок моему развитию, значит, я могу и должен отвечать им взаимностью.
Она пьет мелкими глотками свой коктейль. Ее речь полна воодушевления.
– Я под сильным впечатлением от вашей реакции. Благодаря ей я поняла, что зашла слишком далеко, поспешила, плохо подготовилась на случай неожиданности. Когда вы вернулись на следующий день, я запаниковала. Когда вы пошли за мной следом после конца представления, я испугалась, что вы хотите отомстить. А потом эта серия регрессий… Мое недоверие сменилось завистью.
Рене смотрит на нее уже по-другому.
– Благодаря вам мне открылись все перспективы, которые сулит доступ к памяти о наших прошлых жизнях. На мой взгляд, этот метод эффективнее психоанализа позволяет справляться с психическими травмами, потому что подразумевает работу не только с детством, но и с прошлыми жизнями.
Она мне нравится, но таким, как я, она никогда не заинтересуется. Зачем ей рядовой работник образования?
И к тому же убийца.
– Все мы носим в себе истории любви, преступлений, страшных испытаний, героических моментов, влияющие на нашу нынешнюю жизнь. Они – как фоновый шум, как звучащая под сурдинку музыка.
– Четкие воспоминания о них сами по себе могут быть травмоопасными, поверьте.
– А как они могут обогатить! К этому я еще не пришла, но вместе с вами могла бы прийти. У вас накапливается опыт, вы сможете стать моим проводником. Что может быть лучше уроков ныряния, преподанных тем, кто уже побывал на глубине?
