Зенону удается открыть замок. Его благодарят криками. Он поднимается на палубу и учит остальных, как потушить огонь.
Огромными усилиями пожар обуздан. Галерник-сицилиец ищет еду, но от нее осталась одна зола. Он бежит на корму и хватает рулевое весло, почти не пострадавшее в бою и еще способное послужить.
Перед ним картина боя. Справа римляне, их легко узнать по красным парусам с черным орлом, сжимающим в когтях буквы, обозначающие Римскую республику, – SPQR, слева карфагеняне под белыми парусами с синим дельфином на фоне желтого солнца.
Он должен выбирать.
Справа его наградят за спасение судна, но оставят галерником. Слева он уже не будет галерником, зато есть риск быть принесенным в жертву Ваалу или быть съеденным на местном пиру. Он не любит римлян, но, по крайней мере, знает, чего от них ждать, с карфагенянами же совершенно не знаком.
Что лучше, знакомый или незнакомый враг? Ему, открывшему замок и справившемуся с пожаром, доверяют собратья-галерники, они ждут его решения.
Рене понимает, что наступил момент для его вмешательства.
– Греби к карфагенянам! – бормочет он.
Так он надеется выяснить, является ли связь двусторонней. Они говорят на разных языках, тем не менее он понимает Зенона, не значит ли это, что и тот его поймет?
– К карфагенянам! – повторяет он громче.
Зенон трясет головой, сжимает себе виски, как при мигрени.
– Кто это говорит у меня в голове? – шепчет он.
– Я – будущий ты. Это сложновато объяснить, просто согласись с возможностью того, что я – дух человека, которым ты будешь через…
Скажу, что через две тысячи лет, – ни за что не поверит.
– …через несколько лет.
– Как ты умудряешься говорить внутри моей головы? Ты – бог?
– Современный способ, опять-таки так сразу не объяснишь. Просто запомни, что я – будущее развитие твоего духа, обитатель другого тела, способный возвращаться назад и с тобой разговаривать.
– У меня болит голова. Уйди. Я очень занят.
– Понимаю, это трудно принять, если раньше ни с чем таким не сталкивался, но, умоляю, прислушайся к моему совету! Я знаю, чем кончится этот бой, и знаю карфагенян. Могу тебя заверить, что они не варвары и не каннибалы. Римляне наплели вам все это, чтобы оправдать свои войны. Просто карфагеняне – их соперники на морских торговых путях. Они культурные и миролюбивые. Плывите к ним и ничего не бойтесь.
– А кто поджог этот корабль и чуть не изжарил всю команду? Все мы могли превратиться в уголья!
– Они метили в римлян, а не в галерников. Вспомни, как тебе досталось, Зенон. Ваши настоящие враги – те, кто заковал вас в цепи, морил голодом и охаживал кнутом.
Вняв внутреннему голосу, Зенон направляет римский корабль в сторону карфагенян. Галерников тепло встречают на корабле с пуническими символами дельфина и солнца.
Карфагенянка с длинными волнистыми волосами, в сиреневом платье, подходит к Зенону и пристально на него смотрит. Он показывает жестом, что голоден. Она приносит ему хлеба.
Он подносит хлеб к ноздрям, нюхает, как цветок, и, дрожа, кусает. Мякоть на языке, вкус муки, хруст корочки на зубах – все это необыкновенные, волшебные ощущения. Женщина дает ему чашу с оливковым маслом, и он обмакивает туда хлеб. Вкус делается еще волшебнее. Его охватывает небывалое блаженство. А тут женщина дает ему еще кое-что – сосуд с багровой влагой. Он догадывается, что это, и с дрожью произносит в мыслях полузабытое слово. Вино! Третий продукт, оказавшийся у него во рту, усиливает небывалое ощущение от двух первых.
Никогда еще он не чувствовал на языке и в горле ничего подобного этому. Каждый кусочек хлеба, каждая капелька оливкового масла, каждый глоточек вина приводят его в бурный восторг. Заряды наслаждения, рождаясь во рту, пронзают все тело.
Карфагенянка улыбается ему, гладит по голове.
– Не торопись. Теперь ты свободен.
И она ласково целует его в лоб. После всего пережитого, после всех страданий, после всех страхов это вино, этот хлеб, это оливковое масло, эти слова, прозвучавшие именно сейчас, этот нежный поцелуй пленительной карфагенянки – все вместе посылает сладостные волны в его мозг, откуда они разбегаются по всему телу.
Первая, вторая судорога удовольствия, ноги и руки становятся как чужие. Он больше не может сдержаться и смеется, это смех сквозь слезы.
Рене осторожно устраняется. Он еще дрожит, его еще бьет током радости и экстаза, испытанных им прежним. Он наблюдает за происходящим извне.
В этот момент совсем рядом раздается женский голос.
Пять, четыре…
16.
Щелканье пальцев. Звонок в дверь.
Рене еще полон только что пережитого.
Опал идет посмотреть в глазок и, вернувшись, сообщает:
– По-моему, там ваша коллега.
– Как она за меня переживает! Сидим тихо, она постоит и уйдет.
И действительно, несколько звонков – и тишина.
Опал поворачивается к нему:
– Она вам кто? Просто коллега?
– Друг.
– Похоже, вы ей очень дороги.
– Мы сильно связаны. Сегодня утром она видела меня полностью выбитым из колеи. Это она посоветовала мне к вам вернуться.
Опал снова смотрит в глазок.
– Все, уже ушла.
Она садится напротив него.
– Ну, как было в этот раз? Потрясающе?
– Ипполита я видел, Леонтину видел и слышал, а Зенона – его звали Зенон – не только видел и слышал, мы разговаривали! От раза к разу обмен с моими предыдущими воплощениями совершенствовался.
– В общем, вы довольны.
– Очень поучительно.
– Должна признать, Рене, что вы делаете впечатляющие успехи. Можно даже сказать, что у вас дар к таким духовным экспериментам.
Она приносит ему стакан холодной воды. Поднося его к губам, он вспоминает, что чувствовал, когда его поила карфагенянка.
– Это то, чего вы хотели? Жизнь, в которой познали наибольшее удовольствие?
– Я только что понял, что удовольствие – относительное понятие. Порой это прекращение боли. Чем сильнее боль, тем сильнее восторг от исцеления. Когда за длительными лишениями следует простое удовольствие, это может порождать величайший экстаз.
– По принципу контраста?
– Вот именно.
Он пьет воду мелкими глотками, как будто это нектар.
– Мне становятся понятнее некоторые мои решения, когда приходилось делать выбор. Я обожаю сицилийское вино, постоянно езжу в отпуск на Сицилию, предпочитаю южное побережье, моя страсть – Пунические войны, я ненавижу все, хотя бы отдаленно связанное с барабаном и с ударными установками.
