– Нет уж, спасибо. – На всякий случай я отодвинулась.
– Конечно, легко, – проговорил Бретт, глядя на Пайпер. У него были маленькие свинячьи глазки и капризный рот. И как кто-то мог считать его симпатичным? – Может, она оценит его, в отличие от тебя.
Прежде чем я смогла что-то сделать, он наклонился ко мне и прижал свой рот к моему.
Это был мокрый, слюнявый поцелуй. Его губы грубо впились в мои, я почувствовала горький привкус сигарет у него на языке. Мечтая о своем первом поцелуе, я и представить не могла, что он окажется таким отвратительным. Я оттолкнула Бретта обеими руками, а потом дала ему пощечину. Со всей силы.
– Не смей меня трогать!
Кайл засмеялся:
– Так-то, чувак!
Бретт смотрел на меня так злобно, словно хотел ударить, но сказал:
– Да что с тобой не так?
– Это же просто игра, Софи, – вмешалась Пайпер. Но мы обе знали: это не так.
– Что-то расхотелось мне играть. Пойду спать.
Я встала и ушла в палатку, которую делила с Пайпер и другими девочками. Яростно вытерла губы, жалея, что не взяла с собой мятных леденцов, чтобы заглушить этот отвратительный привкус. Меня трясло от гнева, и я не знала, смогу ли уснуть, хотя прошлой ночью почти не сомкнула глаз. Я лежала в своем спальнике, слушая их смех в темноте, уверенная, что они смеялись надо мной.
Камерон оказался прав насчет Пайпер. С ней явно было что-то не так. Я вспомнила слова Пэт Джонс о куклах и подумала, не могли ли Шарлотты влиять на нее.
Они сидели у костра не слишком долго. Я притворилась спящей, когда Пайпер, Джемма и Сара вошли в палатку и, после хихиканья и возни, легли. Вскоре я уснула.
Среди ночи я открыла глаза. Мне показалось, я заметила кого-то снаружи. Это был Камерон, он стоял у тлеющего костра, глядя на темный пляж. Затем он обернулся ко мне, и наши взгляды на мгновение встретились. Огонь вспыхнул и погас.
Я села, протирая глаза, а когда выглянула из палатки, пляж оказался пустым. Камерона нигде не было. Возможно, он мне приснился. Что ему делать здесь глухой ночью?
Я снова легла и спала до зари. Что-то разбудило меня. Слабый свет струился в открытую палатку, другие девочки спали, и я слышала, как волны шуршат по песку.
Сначала я приняла голоса за шепот волн, но затем разобрала слова, еле различимые за мягким ропотом моря.
– Шарлотте холодно…
– Шарлотте холодно…
– Софи? Софи?
– Мы хотим поиграть с тобой…
– Шарлотте холодно…
– Давай сыграем в «Замерзни насмерть»!
– Нет, нет, в «Иглу тебе в глаз»!
– Моя любимая игра!
Послышалось приглушенное хихиканье, тоненькое и детское, немного безумное.
А затем кто-то закричал.
В голосе звучали боль и страх. Это были кошмарные вопли. Нечеловеческий, бессмысленный, полный муки вой.
Девчонки проснулись, выскочили из спальных мешков и начали переглядываться.
– Что происходит?
– Кто кричит?
– Это Бретт?
Мы высыпали на пляж, как раз чтобы увидеть, как Бретт, шатаясь, вышел из палатки парней. Его руки были прижаты к глазам. Кайл шел за ним, бледный как полотно.
Не видя перед собой ничего, Бретт почти сразу запнулся и рухнул на колени в песок. Он больше не кричал, только плакал.
– Бретт, что случилось? – воскликнула Пайпер, бросившись к нему.
Ярко светило солнце, утро обещало быть теплым, но меня пронзил ледяной холод, едва я увидела тонкие струйки крови под его пальцами.
– Мои глаза! – простонал он. Его широкие плечи опустились с новым всхлипом. – Я ничего не вижу!
Кровь текла по его рукам и падала на пляж большими тяжелыми каплями – черный песок тут же поглощал их.
– Мы спали, – сказал Кайл. – Спали, а потом он просто… начал кричать.
– Дай посмотрю, – попросила Пайпер.
Но Бретт сидел на коленях в песке, стеная и раскачиваясь. Джемма и Сара глядели на него, потрясенно раскрыв рты.
– Дай же посмотреть, – повторила Пайпер, взяла его за запястья и отвела руки в стороны.
Увидев его лицо, мы все закричали. Джемма развернулась и бросилась бежать. Возможно, она подумала, что тот, кто это сделал, мог все еще прятаться в палатке.
Слюна текла изо рта Бретта, кровь у него на щеках смешивалась со слезами. Его веки оказались опущены, и он не смог бы их поднять, даже если бы захотел. Они были приколоты к глазам – двумя иголками.
Глава 16
Он раз позвал, позвал другой —
Она была нема.
Он снова подал ей ладонь —
Не двинулась она.
Скорая не смогла заехать на пляж, так что медики спустились с утеса с носилками. Бретт выглядел таким жалким – в песке, на коленях, он плакал и стенал, тянул к врачам окровавленные руки.
– Помогите мне, – рыдал он. – Пожалуйста, помогите.
– Как это произошло? – спросил один из медиков, глядя на нас так, словно иголки в глазах Бретта были частью дурацкого розыгрыша.
Мы просто смотрели на него, не в силах сказать ни слова. Тут Пайпер залилась слезами, и я едва не подпрыгнула, услышав ее слова:
– Я не хочу никому навредить. Но… кажется, я видела моего брата ночью на пляже. Он считает, что Бретт разбил его рояль, и страшно зол на него. Я не знаю, что он мог сделать…
Медики обменялись взглядами, пристегивая Бретта к носилкам.
– Лучше иди домой, – проговорил один из них. – И скажи своему брату, чтобы оставался дома.
После того как Бретта увезли, мы собрали палатки как можно быстрее. Никто не говорил ни слова. Все работали в тишине. Я была слишком разгневана, чтобы говорить с Пайпер. Она прекрасно знала: Камерон не имел отношения к тому, что случилось с Бреттом, и все же указала на него.
Я вошла в палатку парней и сразу поняла, где спальный мешок Бретта, – белая подушка была в пятнах крови. Несколько капель запеклось даже на ткани палатки.
Содрогнувшись, я наклонилась и подняла его спальный мешок, хотела скатать, но что-то вылетело изнутри и с глухим стуком упало в песок. Нахмурившись, я присмотрелась. Когда я поняла, что это, мое сердце бешено застучало, и я резко отскочила в сторону. На черном песке лицом вверх лежала Ледяная Шарлотта. Одна из ее ног оказалась отбита у лодыжки, другая заканчивалась у колена, но обе руки были целы, как всегда согнуты в локтях, а маленькие ладошки тянулись вперед.
Трудно было сказать, что пугало в этой кукле сильнее – то, что обе ее ручки были покрыты кровью, струившейся по белому фарфору, или то, что она улыбалась. У большинства Ледяных Шарлотт были поджатые бутончиком розовые губки, у этой – невозможно широкая улыбка, растянутая и безумная, словно у клоуна. Казалось, она вот-вот разорвет ей лицо.
