Человек среднего роста в добротном хитоне появился в комнате словно из воздуха.
— Поспешил сразу же по твоему приказу, благородный Поликрат... О, здесь сам эфор Эвтидем, да пошлют тебе боги здоровье и радость! — склонился он в подобострастном приветствии, скрывая мелькнувшую в глазах хитринку.
— Это Кебет, — хмуро представил незнакомца архонт. — После нападения останется с четырьмя подручными в Левкопетрах. Объясни, как они доберутся туда.
— Завтра с рассветом от арсенала отряд в тридцать человек двинется в Лас. Командир — эномотарх Лисикл.
— Мне приходилось действовать с этим достойным молодым человеком, — вставил Кебет.
— Тем лучше. В Ласе вас ждут две триеры. Одна из них — «Стрела». Её капитан руководит всем походом. Передашь ему это, — эфор вручил Кебету запечатанный пенал с письмом.
— Хорошо запомни, — вновь заговорил Поликрат, — останетесь в деревне, убивая уцелевших местных жителей. Всех без разбора, кто вернётся на пепелище. Вернётесь, когда убедитесь, что некий чужеземец специально интересовался госпожой Семелой и получил от вас нужные сведения.
— Но он может и не появиться.
— Будете ждать полгода. Вот тебе ещё к задатку, — бросил он Кебету тяжёлый кошель. — Вернёшься, получишь остальное.
Мастер тайных дел ловко поймал деньги и, кланяясь, исчез из мегарона.
— Теперь к Агесилаю, — архонт поднялся, расправляя свои всё ещё могучие плечи. — Мы должны убедить его нанести удар по Афинам с моря.
Дворец царя отличался от других староспартанских построек разве что размерами. Несколько архонтов, беседуя, величественно прогуливались под дорийскими колоннами фасада.
— Там Клеомброт, — предупредил один из них подошедших Поликрата и Эвтидема.
Густые брови громовержца удивлённо приподнялись. Обычно отношения между спартанскими царями прохладные... мягко говоря.
— Что ж, тем лучше, — изрёк Поликрат. Царям нечего скрывать от Герусии. Пройдём к больному.
Агесилай смог лишь поднять исхудавшую руку, приветствуя архонтов. Клеомброт, не сочтя нужным поднимать из кресла своё крупное тело, повернул к вошедшим малоподвижное волевое лицо, меряя их тяжёлым взглядом. Очевидно, он был недоволен вторжением, помешавшим важному разговору.
— Садитесь. Сожалею, что не могу принять вас иначе, — голос больного царя был негромок, — мы как раз обсуждали наши возможные действия в будущем году. Вы пришли кстати. Думаю, пока Фивы имеют возможность получать продовольствие со стороны, наши походы с целью лишить их урожая принесут немного пользы. Я говорил с пентеконтером Эгерсидом — между прочим, отличный воин, вполне достоин стать лохагосом!
— Верно! — раздался густой бас Клеомброта. — Прекрасно рубится мечом!
— Так вот, — продолжал Агесилай, — даже он с высоты своей небольшой должности смог заметить это! Пора обрушиться на них всей мощью Спарты и показать всем, кто сильнейший в Элладе! — больной откинулся на подушки, переводя дыхание.
— Правильно! — поддержал его Клеомброт, для убедительности взмахнув кулаком. Некоторое время архонты молчали. — Цари выступают единым фронтом. Плохо. Внутренняя политика Спарты такого не допускала.
— Благородный Агесилай! — Поликрат был сама доброжелательность. — Ты лучше других знаешь, что только афинская поддержка спасла врага от голода, уготованного твоим походом. Теперь, после безумного поступка Сфодрия, Афины готовы поддержать Фивы военной силой. Итак, перед нами два противника. Каждый из них располагает сухопутной силой, но лишь один — морской. Значит, если мы выберем морскую войну, нам будет противостоять лишь один враг — Афины. Разгромив афинян на море, мы заставим их прекратить помощь союзнику, а затем расправимся и с фиванцами. Таким образом, — завершил доказательство военной теоремы Поликрат, — выбрав морскую войну, мы громим противника по частям, а это верный путь к победе, — и он обернулся к эфору, ожидая поддержки.
— Как можно назначать лохагосом этого смутьяна?! — вдруг возмущённо воскликнул Эвтидем. — Мне отлично известно, что говорит Эгерсид своим приятелям!
— Вспомните недостойные слова его отца! — вторил Эвтидему дребезжащий голос одного из архонтов. — Он вернулся из-под Лехея раненый в спину! За одно только это следовало бы отобрать красный плащ!
Поликрат с исказившимся лицом смотрел на эфора — так подвести его, Поликрата!
— Повторяю, — после огласивших спальню воплей голос больного казался особенно тихим, — пентеконтер Эгерсид доказал в этом походе свою доблесть, воинское умение и предусмотрительность. Я, царь Агесилай, убедился, что все помыслы этого человека направлены на благо любимой им Спарты. Если же он и заблуждался в чём-то из-за недостатка жизненного опыта, то долг людей старших годами и мудростью — наставить и использовать на благо отечества, а не отталкивать достойного воина.
Агесилай замолчал, восстанавливая силы.
Поликрат незаметно оглядел присутствующих: судя по всему, слова царя, обращённые к разуму, возымели действие — на всех, кроме эфора и возмущённого архонта.
— Эгерсид один способен сокрушить хоть десять гоплитов, — зарокотал уверенный бас Клеомброта. — Такой командир сумеет провести своих воинов к победе сквозь вражеский строй!
«Странно, — думал Поликрат, наблюдая за происходящим, — ведь это — не самые главные доводы в пользу будущего военачальника. Тем не менее благодаря уверенному басу и массивной фигуре Клеомброта они убеждают архонтов не хуже, чем взвешенные слова мудрого Агесилая. Но... пора спасать то, что едва не разрушил мутноглазый от ненависти эфор».
— Нельзя не согласиться с вами, благородные цари, — в голосе Поликрата сочетались достоинство и миролюбие, — но ведь ты, Агесилай, сам сказал, что Эгерсид ещё молод и способен заблуждаться. В том числе и относительно сухопутного похода на Фивы. Думаю, члены Герусии ещё раз взвесят все обстоятельства войны морской или сухопутной. В зависимости от этого решения мы и будем готовить наши силы к будущей весне. Но боюсь, мы утомили тебя, благородный Агесилай. Выздоравливай скорее, ибо ты нужен Спарте. Да поможет тебе Асклепий, — архонт поднялся, давая понять остальным, что визит окончен.
— Пусть Герусия утвердит Эгерсида в должности лохагоса, — размышлял он, неспешно шагая в сторону дома. — Надо уступить царям в малом, чтобы выиграть в большом.
Рядом возмущённо бормотал Эвтидем; он, Поликрат, выскажет эфору всё, что думает о его уме, но не на улице...
Следующие дни подтвердили худшие ожидания Поликрата. Похоже, он недооценил способности больного царя. Агесилай, скорее всего, сумел привлечь на свою сторону часть архонтов, а главное — установить добрые отношения со вторым царём, и теперь Клеомброт проводил идею сухопутного похода с напором атакующей фаланги.
В какой-то момент Поликрат понял, что остаётся в меньшинстве. С трудом удалось ему вновь вернуть Герусию к обсуждению главного вопроса, когда несколько старцев с юношеским задором бросились доказывать, что Эгерсида ни в коем случае нельзя назначать лохагосом. Этому смутьяну и пентекостиса много. Но Клеомброт воспринимал противодействие по этому вопросу как личное оскорбление и попытку умалить царское достоинство.
