Удивление и восхищение смешались в голосе Леоники: каменная стена поворачивала вправо почти под прямым углом, внезапно явив взору не только просторное плато, но и вид на прекрасную долину, чьё цветущее великолепие подвигло спартанских аристократов на многолетнюю упорную борьбу за обладание ею.
Роскошные сады зазеленели там, где пологий спуск переходил в равнину; они окружали деревню, огороженную прочной каменной стеной. Должно быть, её жителям принадлежали пасущиеся на плато стада. Там люди, там спасение! Всего каких-нибудь пятнадцать стадий, и так хочется преодолеть их поскорее.
Здесь, на ровной травянистой поверхности плато, Леоника показала, на что она способна. Это был не бег, но лёгкий полёт, красивый, свободный и быстрый. Ксандр часто молотил ногами, стараясь держаться рядом. Сколько стадий позади? Две? Две с половиной? Кажется, на какое-то время он забыл обо всём, любуясь атлетическим искусством дочери Эгерсида. Стада же, подобные отсюда спустившимся на землю облакам, упорно не желали приближаться.
Молодой человек оглянулся, чтобы измерить пройденное расстояние; там, где узкая тропа над ущельем выходила из-за массива скалы на простор плоскогорья, злым огнём полыхнул алый плащ Лисикла.
— Быстрее!
Леоника поняла и устремилась вперёд, словно подхваченная порывом ветра. Теперь Ксандру приходилось напрягать все силы, чтобы не отстать. Кровь застучала в ушах, жар охватил грудь, ноги тяжелели. Нет, недолго сможет он держать такую скорость.
Лохагос между тем приближался.
— Лео... Леоника... беги... если я... отстану, не... — задыхался Ксандр. — Не обращай внимания... я... его... задержу.
В ответ девушка молча схватила своего спутника за руку. Только сейчас, увидев лицо Леоники, он понял, чего стоит эта лёгкая стремительность бега, но дочь Эгерсида нашла в себе силы и прибавила скорость!
Пять, десять, двадцать шагов. Красные круги перед глазами, жжение в груди нестерпимо, лишь помощь молодой спартиатки заставляет перебирать ногами. Ещё, ещё... Чудо!
Струи живительного воздуха, словно прорвав некую плотину, хлынули в грудь, соединились с горячей кровью, гонимой сильными ударами сердца, и родили новые силы; ноги, только что чужие, свинцовые, вновь обрели упругую лёгкость.
Ксандр знаком поблагодарил девушку и пошёл рядом, теперь уже сам. Та, уловив перемену, вымученно улыбнулась одними глазами...
Разрыв с преследователем перестал сокращаться — надолго ли? К сожалению, он уже опасно мал, зато и стада ближе, отчётливо видны пастухи, собаки! Бегущие привлекли внимание людей, они собрались в группу, наблюдают за погоней, машут руками, уже слышны их крики!
Но что это? Рана Земли, бездонная трещина-кеад ломаной косой линией пересекла плато, словно желая отделить его от плодородной долины и прекрасной Мессении.
Когда-то Аполлон сбросил в кеад труп побеждённого им змея Пифона, отчего из таких трещин и поныне исходит невыносимое зловоние. Спартиаты хоронят умерших рабов, бросая их тела в кеады, сталкивают туда приговорённых к смерти государственных преступников.
Зловещие трещины образуются оттого, что Посейдон трясёт Землю. Зенон говорил, что могущественный брат Зевса делает это не своими руками, но отдаёт приказ подчинённым ему силам, а те приводят в действие некий механизм, над постижением которого ещё немало потрудятся учёные следующих поколений. Но сейчас было некогда размышлять. Кеад слишком широк, не перепрыгнуть...
— Помогите! — в хриплом крике-мольбе выжал Ксандр из груди остатки горячего воздуха.
Крепкий жилистый мужчина с чёрной седеющей бородой, одетый, как и прочие пастухи, в козью шкуру и круглую войлочную шляпу — петас с обвисшими полями, бросил молодому человеку конец прочной верёвки.
Вот когда пригодились корабельные навыки! Руки непослушны, но всё же сумели сделать две петли; одна из них легла на талию Леоники, другую Ксандр обвязал вокруг своего пояса.
Пастухи на противоположном краю трещины возбуждённо галдели, упираясь ногами в землю, разом вцепившись в верёвку.
Девушка с восхитительной решительностью подошла к бездне... Лисикл был почти рядом, уже сверкнул выхваченный спартиатом меч. Ксандр и Леоника взглянули в глаза друг другу и вместе прыгнули в зловещую чёрную глубину.
Резко и сильно рванула петля, обдирая кожу с рёбер, верёвка обожгла ладони. Тяжкий удар о камень стены, невольный крик отважной Леоники, но добрая сила уже несёт их к яркому голубому небу. Крепкие руки — сколько их! — подхватывают, извлекают из бездны, ставят на землю.
— Ты не ранена, Леоника?
Девушка лишь что-то прошептала, указывая на плечо: пустяки, лёгкая ссадина. В последний момент Ксандр изловчился, прикрыл её собой от удара о каменную стену кеада. Собственные ушибы и царапины не в счёт: кости целы, остальное заживёт за несколько дней.
— Я фиванец, — сказал он, прерывисто дыша, обступившим его людям. — Это моя жена. Нас преследует спартиат.
Впрочем, красный плащ спартиата говорил сам за себя, а отношение мессенцев к этому цвету было таким, что самые свирепые быки могли бы позавидовать.
Длинные посохи угрожающе подняты, руки потянулись к пастушьим сумкам — среди прочего там всегда найдётся праща и несколько метательных камней, припасённых для волка. Огромные псы пастухов надрываются злобным лаем, досадуя на преграду, отделяющую их от беснующегося лохагоса.
— Ты, недорезанный ублюдок грязного илота, не радуйся своему спасению! Клянусь, я доберусь до тебя, своими руками оторву то, чем ты ублажаешь эту шлюху, и заставлю сожрать! А потом сдеру твою грязную шкуру, и ты будешь подыхать на жаре, будешь молить о последнем ударе! — кричал спартиат, заглушая лай собак; его искажённое злобой лицо испугало бы даже титана. — Слушай и ты, подстилка грязного илота, смерть твоя предрешена! Скоро, скоро последуешь ты за своим отцом в царство Аида!
Руки Ксандра невольно сжались в кулаки. То, о чём он догадывался, но боялся сказать Леонике, всё же произошло. Они убили господина Эгерсида.
— Дам клятву и я, спартанский пёс, — голос молодого человека был ещё прерывист, но звонок и твёрд, — клянусь памятью моих родителей, брата и сестры, подло убитых тобою, клянусь памятью моих друзей и господина Эгерсида встретить тебя с мечом в руке! Пусть рассудят нас боги!
Как ни кипела ярость Лисикла, пращи заставили его убраться от кеада подальше.
— Вот что, сынок, сбегай за луком, — обратился старший пастух к одному из своих помощников. — Уж очень надоел мне этот громогласный.
Вид грозного оружия заставил лохагоса отбежать, выписывая зигзаги, ещё на добрую сотню шагов. Обернувшись, он погрозил кулаком стоявшим у кеада людям и побрёл к скале, за которой скрывалась тропа в Лаконию.
— Подобен волку, отогнанному от стада, — воскликнул чернобородый. — Мы, мессенцы, двести лет лишённые родины, вернулись на отвоёванные великим Эпаминондом земли не для того, чтобы терпеть выходки спартиатов. Вижу, молодые люди, у вас был нелёгкий день. Отдохните, подкрепитесь, а затем продолжите путь.
