Ночь. Нет, не прилетит Гипнос, не даст сладостного забвения, зато придут воспоминания о каменистой суровой Лаконии, придут думы о дочери... Какой стала его Леоника? Она уже взрослая девушка, кто найдёт ей хорошего жениха?
Ночь окутывает мраком землю и душу. Скоро заботливый раб Эвмей принесёт ужин, и будет глуповато улыбаться, глядя, как ест пленный полемарх. Но вот он заберёт посуду, и до самого рассвета узник останется наедине с самим собой.
Привычный лязг засова. Эвмей? Нет, вместо него в камеру вошла женщина в бесформенном, бурой мешковины пеплосе. Капюшон скрывал её опущенную голову, в руках был поднос.
Где Эвмей? — спросил пленник.
— Он заболел, — почти шёпотом ответила служанка, опуская поднос. — Теперь я буду носить тебе еду, мой господин, — и, сделав неожиданно грациозный шаг назад, откинула капюшон.
Взгляд Эгерсида встретился со взглядом приложившей палец к губам женщины. Сердце ударило неожиданно сильно, наполнив тело волной жара. Эти глаза нельзя не узнать. Его любовь, обманутая и преданная.
— Зачем ты здесь, коварный обман, порождение ночи? — если бы ярость шёпота спартиата вырвалась с криком, то разрушила бы стены темницы. — Знаю о тебе всё, подлая рабыня! Вот теперь твой вид соответствует низкой душе. Отвечай, зачем на этот раз прислал тебя Поликрат?
Женщина не испугалась его, наоборот, подступила ближе:
— Да, я была рабыней и хотела заслужить свободу. Знаешь ли ты, что значит унижать себя, переступать через себя? Да, я была готова на всё, чтобы получить свободу. Это правда. Но правда и то, что я полюбила тебя против воли хозяина, была счастлива украденным счастьем и дорого заплатила за свою любовь! Меня заставили покинуть тебя. Зато сейчас я здесь по своей воле. По своей воле надела это рубище, так как я свободна сама и хочу дать свободу тебе! И сейчас моя жизнь в опасности большей, чем твоя! Подумай об этом, а мне пора идти, чтобы не вызвать подозрений стражи.
Она оставила Эгерсиду вино с водой, небольшой хлебец, накрыла одно блюдо другим так, чтобы гоплиты не заметили нетронутой пищи…
— И ещё: ни слова о любви, пока я в этом обличии...
Далеко от камеры узника пролетел в ту ночь Гипнос: в памяти спартиата снова и снова вставала Тира во всём своём обольстительном великолепии. Первая встреча на улицах Мегар; её безумно-прекрасная пляска в дубовой роще; он, уносящий её в своих руках сквозь тьму от злобы вакханок; вновь он спасает её, на этот раз от беотийских мародёров. Недолгое счастье в Орхомене, последний вечер и последняя ночь. Вот почему Тира дарила ему тогда ласки столь упоительные — знала, это в последний раз.
Рабыня. Пусть бывшая. Как и чем заслужила она свободу? Блистательная жрица любви и кухонная замарашка; похоже, она в самом деле рискует жизнью из-за него! А может быть, ложь, как и прежде?
Что происходит с ним самим, почему эта женщина снова вызвала столь сильное смятение чувств?
Пленник воззвал о помощи к образу дочери Пелопида. Может быть, он болен и женщина с глазами Тиры всего лишь видение? Но нет, воспалённые бессонницей глаза не лгут: это она, Тира, расставляет блюда с завтраком на его столике.
— Меня зовут Диона, — говорит женщина и переходит на шёпот. — Так вот, я здесь для того, чтобы вытащить тебя из заключения. Ты спасал меня дважды, теперь моя очередь. Предыдущий побег был неудачен и лишь ухудшил твоё положение. Необходимо благополучно покинуть не только камеру, но и Фивы, где некий Антиф создал целую сеть соглядатаев... поэтому без помощи извне побег невозможен.
— Знаю. Но я дал слово Эпаминонду не думать о побеге, пока не обучу этого юношу, Ксандра.
— Славный мальчик. Сколько же тебе нужно времени?
— На подготовку мастера уходят годы, но неплохим бойцом он может стать уже к будущей осени.
— Ну так ускорь обучение и сдержи слово. Вспомни о дочери, — нанесла безошибочный укол Тира. — А теперь поешь; я не могу уходить с полным блюдом.
* * *
— Диона, здесь гораздо больше, чем обычно, — удивился Ксандр, разглядывая ожидавший его ужин.
— Тебе и надо больше. Видела я, как тебя гоняют. Ешь, иначе недолго протянешь.
Юноша поблагодарил; в самом деле, он едва добрался до трапезной. Повторение в высоком темпе всего пройденного ранее, меч против копья, кинжала и палицы, кинжал против меча и копья. Кроме того, господин Эгерсид требовал от него учебных схваток, как можно больше схваток. Достойных соперников среди товарищей уже не было, и Ксандр скрещивал тупой клинок с бывалыми фиванскими воинами.
Молодой человек едва успел втянуться в ещё более напряжённый ритм занятий и приспособиться к возросшим нагрузкам, как спартиат заставил его облачиться в тяжёлые доспехи гоплита.
Урок заканчивался, но Ксандр оставался в боевой бронзе.
— Воин должен привыкнуть к броне, как к собственной коже. А потому не снимай доспехов, пока я не разрешу! — велел Эгерсид.
Давила тяжесть металла, мешала, сбившись неудобными складками, липкая от пота одежда, зудело немытое тело.
Зато полмесяца спустя, когда Ксандр с разрешения наставника снял переставшую досаждать броню, вымылся и переоделся в новый хитон, его тело словно переродилось, приобрело крепость и твёрдость благородной стали. Казалось, опытный мастер отшлифовал изваяние, в которое вложил без малого год вдохновенного труда.
— А знаешь, спартанский полемарх сделал из тебя собственное подобие, — тонко подметил Лаг, — ты стал очень похож на него фигурой и статью, разница только в размерах!
Сегодня у него свободный день, впервые за долгое время: господин Эгерсид велел отдыхать. Молодой человек направился в сад, не только по привычке. Будет хорошо, если господин Эгерсид тоже выйдет на прогулку, и они предадутся беседе, а не упражнениям.
Но полемарх не один — рядом с ним Ксения, её стройную фигуру в нарядном пеплосе цвета фисташки нельзя не узнать…
— Что ж, тогда я займу беседой врача Нестора! — подумал Ксандр.
* * *
— Итак, время решающих событий наступает, Эриал, — беотарх неспешно расхаживал по кабинету, скрывая внутреннее напряжение.
— Несомненно, — согласился глава многочисленной сети фиванских лазутчиков. — Объединение аристократов в Аркадии угрожает нам уже настоящим, дееспособным военным союзом со Спартой. Аристократическая партия, как видишь, достаточно влиятельна — ведь ей удалось убедить Аркадский союз сделать заявление о недопустимости ввода наших войск в его пределы без официальной просьбы. Послы уже в пути.
— Охотно верю. Недавно наш гармост в Тегее арестовал собравшихся там аристократов, но вскоре отпустил, уступая давлению их собратьев из Мантинеи. Надо сменить малодушного. К счастью, я предвидел подобное развитие событий. Момент выгоден — аркадские демократы будут доблестно сражаться в наших рядах, Спарта же в лице аристократов приобретает слабого союзника. Александр Ферский получил указание немедленно выделить войска в наше распоряжение — пусть тиран послужит доброму делу. Кроме того, прибудут контингенты из демократических городов Фессалии и Эвбеи.
