Не могла Анна быть шпионкой. Шпионы такие песни не поют.
– Бросайте это дело, – посоветовал Котов. – Анка и Марк из дому, конечно, сбежали. Ну, мало ли у нас народу бегает? Все же хотят быть Саньками Григорьевыми. Но их найдут скоро и к мамке отправят…
Кот как-то по-взрослому рассуждал, так что я поглядел на него с подозрением – не сообщил ли он по случаю участковому?
– Не бойся, – понял Котов и усмехнулся. – Я не барабанщик.
– Да не…
– А вот за это, – Котов снова постучал пальцем по фото. – Могут и по шее навалять. Не вам, родителям. Так что лично я все фотографии вместе с негативами в бане сжег. А эту…
Котов взял фото.
– С этой я вот так.
И Котов разорвал фотку, сначала напополам, потом еще на несколько частей, а потом и вообще в клочки.
За окном взвился ветер, и георгины постучали в стекло, Котов вздрогнул и рассыпал обрывки бумаги по полу.
– Ладно, – сказал он. – Пойду я. У нас поезд вечером.
– Когда обратно? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами Котов. – Отец думает в Москву переводиться, его давно зовут. На Останкинскую башню инженером. Так что я, может, и не вернусь. Пока.
– Пока.
Котов ушел.
Я стряхнул рваную бумагу с половика на пол, потом подумал, замел в совок и выкинул в печь.
Глава 9
Неудачное приземление
Июнь, куда денешься. За два дня город заполнился тополиным пухом, ветер гонял его, смешивал с пылью, так что по улицам катались оранжевые пухлые комки, похожие на цыплят. Сам город сильно опустел, отец сказал, что многих вызвали в Москву на Олимпиаду: энергетиков и электриков, и монтажное управление, и рабочих с леспромхоза зачем-то, да и водителей стало меньше.
Река выше моста обмелела, открыли плотину, и вода упала, и на плесах образовались причудливые заторы из торчащих в разные стороны бревен, точно над отмелями отыграли в бирюльки сплавщики-великаны, ниже моста воды, наоборот, прибавилось.
За Заингирем горел лес, пожар заходил со стороны торфяных болот и уже огибал поселок серпом, со всего района собирались пожарные, по слухам, на Заингирь могли сбросить парашютный десант.
На глухом отростке железнодорожного пути от Абросимова до Брусничного стояли длинные рефрижераторные вагоны.
Неожиданно случился грибной рост, боровики лезли из-под каждого дерева, и даже в городском парке вдоль протоптанных дорожек и скамеек росли грибы. Грузди, обычно появлявшиеся к августу, продавались уже сейчас, рыжики же, случавшиеся особенно редко, в том году стали всеобщей добычей, их жарили вместо сыроежек и солили вместо свинарей.
Куда-то убрались птицы. Зимой в школе на уроках труда пятиклашки наделали скворечников и в апреле развесили их по городу, в мае в них заселились всякие птицы, а теперь разлетелись вдруг.
Вечером я достал со шкафа старые «Пионеры», нашел нужный и потратил на тренировки целую тетрадь. Три копейки.
– Я понял, – сказал Дюшка шепотом. – Я все понял.
И снова огляделся. Хотя чего оглядываться в лесу?
– Что ты опять понял? – спросил я.
Мы сидели на поваленной сосне. Вообще-то мы к Анне и Марку шли, но Дюшка остановился для серьезного разговора. Букет он упаковал в газету и держал перед собой, из рук не выпуская, но все равно пахло розами. В моем правом кармане лежал бумажный журавлик, сложенный по схеме из журнала. Сидели. Хотя не так, мы не сидели, я сидел, а Дюшка стоял рядом, ему сегодня совсем не сиделось.
– Они из будущего, – доверительно сообщил мне Дюшка.
Тут я устал. Вчера я устал от работы, сегодня от глупости, не знаю, от чего больше. Так хорошо пахнет розами, а тут глупость.
– Что?
Надоел мне этот бред. Ладно, сначала эстонцы, потом шпионы, затем неопознанные летающие тарелки и подземные американские лодки. Теперь будущее. Если кто услышит, подумают, что и я. Стал как Дюшка. Хорошо, что лес кругом.
– Они из будущего, – повторил Дюшка.
– С чего ты решил, что из будущего? – уныло спросил я.
– Много признаков, – улыбнулся Дюшка. – Много. Они слова знают… слишком умные. У нас такими словами учителя в школе не говорят. А еще они очень сильные, у нас я никого такого сильного не видел…
Это, кстати, правда. Марк подтягивался на дереве на одной руке, держась за ветку. И это после того рыбного супчика. Я считать стал, бросил, он тридцать раз подтянулся, потом надоело. Тридцать раз на одной руке.
Ну и что, у нас Толстая сильная, Толстая у нас что, тоже из будущего?
– А потом они очень про космос много знают, – сказал Дюшка. – Про черные дыры, про квазары. Помнишь, после кино про это спорили?
– Всему этому есть простое объяснение, – перебил я.
– Какое же?
– Кружок космонавтов. Ты бы хоть иногда что-то, кроме фантастики, проглядывал, «Пионерскую правду», например. По всей стране эти кружки образуются, вот и ответ. Понятно, что там ребята подготовленные. И спорт, и слова умные, ну а про космос вообще все знают.
Дюшка задумался, но всего на секунду.
– Почему тогда они не рассказывают про это? – спросил Дюшка. – Если они занимаются в кружке космонавтов, тогда почему они ни слова про это не сказали?
Тут уж я соврал. А что? Дюшка врет направо и налево, пусть в ответ получает.
– Они не в простом кружке, – сказал я пониженным голосом. – Они в секретном.
– Это как?
– Обычные кружки для отвода глаз организованы, – объяснил я. – В них занимаются кое-как и ни в какой космос не готовят. Ну, в Звездный городок разве что свозят, чучело Белки покажут. А есть еще специальные кружки, при ДОСААФ. Вот там да – и с парашютом прыгают, и с аквалангом плавают, и в тайге ночуют, и карате всякое. Короче, настоящих космонавтов готовят. В такой кружок только разрядников берут и отличников, и чтобы здоровье железное. Вот Анна и Марк как раз из такого кружка.
Как-то я слишком складно врал. Обычно у меня фантазии не так много, а здесь я что-то сам себя переплюнул. Наверное, от Дюшки набрался.
– Ты думаешь, почему мы их за шпионов приняли?
– Потому что они на шпионов похожи, – ответил Дюшка и поежился.
Он сегодня с утра ежится и морщится.
– Во-во, – кивнул я. – У них просто летняя практика. Вот мы на летней практике елки высаживаем, а они отрабатывают неудачное приземление.
– Неудачное приземление…
Дюшка понюхал букет.
– Да, – сказал я. – Неудачное приземление. Космический корабль может и в Америке приземлиться. Или в Мексике. Вот у юных космонавтов и задача – дождаться эвакуации. А пока эвакуации нет, жить среди местного населения, не привлекая внимания. Выдавая себя за бродяг. А у нас бродяг нет, вот они как туристы себя ведут.
