– Правда? – не без гордости в голосе переспрашивает Анна, страстная любительница шарад и головоломок. – Я была уверена, что ты догадаешься, уж по крайней мере после сообщения про очки для плавания и мыльные пузыри.
– А я не догадался. Если бы ты не проболталась, я бы до сих пор не знал, кто ты такая. Хотя имя Люси должно было меня насторожить.
Люси – так Анна назвала второго ребенка, которого мы потеряли.
Официант приносит напитки: вино – для Анны, воду – для меня.
– Я очень рада, что ты бросил пить, – говорит Анна.
– Я и сам рад, – усмехаюсь я, чувствуя себя немного уязвленным. Бывшим алкоголикам не нравится, когда им напоминают о том, что они были алкоголиками.
Молчание.
Оно мне знакомо – такое же молчание воцарялось за кухонным столом, за которым мы ужинали вдвоем, без Джека.
– Что ж… – Я делаю глоток воды и наконец, впервые за все это время, осмеливаюсь посмотреть Анне в глаза. – Я уже извинялся в письмах, но мне хочется сделать это лично. То, что я наговорил тебе тогда – о Джеке, о лечении в Праге… Это чудовищно. Я не смог справиться с горем, запил, слетел с катушек. Жалкое оправдание, я знаю. Я не заслуживаю прощения, но все равно: пожалуйста, прости меня…
Пауза. Анна вдруг шумно выдыхает, как будто до этого сидела, набрав воздуха в легкие.
– Спасибо, Роб. Твои слова очень важны для меня. – В ее голосе чувствуется холодок. – Я принимаю твои извинения.
– И тебе спасибо. Ты очень добра ко мне. Правда.
Анна пожимает плечами:
– Жизнь слишком коротка. Кому это знать, как не нам с тобой.
Нам принесли закуски – маленькие спринг-роллы с морковной соломкой. Анна задумчиво смотрит в свою тарелку, словно решая, приниматься за еду или нет.
– Не буду скрывать, Роб: мне было очень больно, когда ты упрекал меня, говорил, что Джека можно было спасти… – Она вытирает губы салфеткой. – Так, хватит об этом. Я здесь не для того, чтобы с тобой ругаться.
За последние несколько недель всплыли новые факты о клинике. Близкие пациентов начали обращаться в суд, многие из них требовали компенсацию. Бывшая медсестра клиники рассказала о том, что пациентам давали морфий и стероиды – именно они и производили видимый эффект выздоровления. Я вспомнил бесчисленные пузырьки в палате Джека, таблетки, которыми его постоянно кормил Сладковский…
– Вот так ирония, – говорю я. – Я вылил на тебя столько грязи, обвинял тебя в смерти Джека, а выяснилось, что, возможно, это из-за меня… – Мне тяжело продолжать.
– Что из-за тебя?
– Из-за меня он прожил меньше, чем мог бы прожить.
Анна снимает кольцо с салфетки, делает глоток вина и смотрит на меня. На мгновение я чувствую себя так, будто я – один из ее клиентов, который пришел к ней за профессиональным советом.
– Я прекрасно тебя понимаю. Но не нужно думать, будто это твоя вина.
– Почему нет? – возражаю я. – Ты же слышала, что творилось в этой клинике. Вполне вероятно, что лечение лишь навредило Джеку.
Анна качает головой и откладывает вилку в сторону.
– Ты не представляешь, как долго я изводила себя вопросами: что, если Роб был прав насчет Сладковского и нам не следовало прерывать лечение? А может, нужно было обратиться в другие клиники, помимо лондонских, в Германии например? И не опускать руки, когда нас не приняли в клиническое исследование в «Марсдене», а постараться пробиться туда, неважно как? Но на самом деле в этом не было бы смысла, Роб. Джек бы все равно умер, что бы мы ни сделали. Нам говорили об этом лучшие специалисты. У Джека с самого начала не было шанса.
Я молча пью воду и ковыряю вилкой ролл.
– Ты знаешь, – произносит Анна, – а Джеку ведь понравилось путешествие в Прагу. Он вообще любил аэропорты, а самолеты просто обожал.
Я улыбаюсь, вспомнив Джека с его рюкзачком. Он упрямо отказывался отдать его мне и сам его носил, хотя тот был слишком для него велик.
– Это правда. Он всегда любил летать.
– Помнишь, как мы летели на Крит? Ему еще разрешили посидеть в кабине перед взлетом?
– Еще бы. Его счастью не было предела.
Анна собирается что-то сказать, но тут появляется официант и расставляет перед нами заказанные блюда: маленькие сэндвичи с креветками, кориандром и эстрагоном; говядину в соусе чили; причудливо сервированный салат из папайи. Анна молчит, словно решила, что и так слишком разоткровенничалась. Мы начинаем есть, и я задаю ей вопрос, который давно не дает мне покоя:
– Почему ты решила написать мне на форуме?
Она откусывает маленький кусочек от крабовой котлетки, тщательно пережевывает и, вытерев губы салфеткой, отвечает:
– Ну, во-первых, я боялась, что ты и правда покончишь с собой. – Она кладет вилку на стол и, наморщив лоб, как делала раньше, когда размышляла над кроссвордом, продолжает: – Но вообще-то все немного сложнее. Думаю, в глубине души я надеялась, что ты будешь на чем свет стоит клясть свою жену – или бывшую жену, неважно. Тогда я бы окончательно убедилась в том, что ты мерзкий тип, и перестала бы думать о тебе.
Анна улыбается и пьет вино, и на мгновение мне кажется, что мы перенеслись в прошлое: сидим в одном из кембриджских ресторанчиков, а впереди – целая жизнь…
– Слышала бы меня сейчас Лола – она бы мне устроила, – хихикает Анна. – Она считает, что я не в меру откровенна… Как бы то ни было, мой план провалился – ты меня ни разу не оскорбил, писал обо мне только приятное и так искренне раскаивался… Но была и еще одна причина, почему я поддерживала эту переписку. Мне нравилось с тобой общаться. Нравилось, как ты описывал свои чувства, объяснял свои поступки. Я всегда любила наши разговоры. Помнишь, когда-то мы могли болтать часами? Лежали в кровати и болтали до поздней ночи. Вдвоем… В общем, как я уже сказала, мой план потерпел крах, и, наверное, именно поэтому я здесь.
Я чувствую, что сейчас разрыдаюсь. Чтобы сдержаться, сжимаю кулаки так крепко, что ногти впиваются в ладони.
– Прости меня, – бормочу я. – Прости за то, что вел себя как скотина, что отвратительно обращался с тобой…
– О Роб, – говорит она, – необязательно постоянно извиняться. Я все понимаю, правда.
– Нет, обязательно, – упрямо возражаю я, и на глаза наворачиваются слезы, – мне жизни не хватит, чтобы вымолить у тебя прощение.
Лицо Анны становится суровым.
– Если еще хоть раз скажешь «прости» – я встану и уйду, а ты будешь оплачивать счет!
Угроза подействовала – я даже тихонько рассмеялся:
– Спасибо тебе за то, что так добра ко мне. Я этого не заслуживаю.
– Это точно.
Она награждает меня еще одним суровым взглядом, а потом улыбается, сменив гнев на милость. Некоторое время мы сидим в тишине, пьем вино и воду и собираемся с мыслями. Первой молчание нарушает Анна:
