– Я всего лишь хочу знать, что с Джошем, – тихо говорю я, глядя ему в глаза.
– Что с Джошем? – эхом повторяет за мной Нев, хрустя пальцами. – Тебе-то какое дело? – Он нависает надо мной, и я чувствую запах немытого тела. – Думаю, тебе лучше уйти.
Я встаю – и теперь уже я нависаю над ним. Оказывается, я почти на голову выше него.
– Так где Джош? В школе?
Он глядит на меня, потом отводит взгляд.
– Да, точно, в школе, учится паренек, – быстро бормочет он, и мне ясно, что он не верит сам себе.
– Я же вижу, что ты лжешь, Нев.
– Лгу? Да как ты?… Говорю тебе, приятель, в школе он, это прямо за углом, скоро вернется – за уроки засядет. Или в футбол с ребятами убежит гонять… его вечно на ужин не дозовешься – любит он футбол, мой Джош…
С ним что-то не так. Он стоит у каминной полки, вцепившись в нее, чтобы не упасть, его трясет, а глаза вдруг остекленели, как будто с ним случился припадок.
– Ты в порядке? – осторожно спрашиваю я, дотрагиваясь до его руки. – Вот, присядь лучше. – Я довожу Нева до его кресла, и он тяжело опускается на подушки, стараясь восстановить дыхание.
– Мой Джош умер пять лет назад, – говорит он, смотря в стену.
Я встречаю его признание молча, и он, тряхнув головой, продолжает:
– Ему не стало легче. Бедный мой малыш. Так в Праге и умер. – Он отворачивается от полки с ангелочками и наклоняется вперед, ко мне. – Он тоже лечился в этой клинике, клинике доктора Сладковского, и ему там тоже не помогли. Я ничего не понимал. Я ведь столько отзывов прочитал – он вылечил стольких мальчиков и девочек… Но Джоша почему-то вылечить не смог.
– Что… Я не… погоди. Почему же тогда ты убеждал всех, что Джош выздоровел? – Я чувствую, как по затылку бегут мурашки.
Нев пожимает плечами. Его левая нога отбивает бешеный ритм о ковер.
– Бред какой-то, – говорю я. – Как же тогда твои письма, фотографии с Джошем? Я же слышал его голос, когда тебе звонил! Ты еще попросил его разуться, а потом он смотрел мультики… А это видео, где вы с ним одеты, как Бэтмен и Робин? Как ты все это объяснишь?
Нев еще глубже оседает в кресле, словно пытается в нем спрятаться.
– На первых фотографиях был Джош. Он проходил тогда лечение в клинике. А потом я стал присылать тебе снимки Тима, его двоюродного брата. Они одногодки, да и похожи так, что люди их иногда путали. Тим – это парнишка моей сестры.
Слова комом застряли у меня в горле. От жалости, которую я испытывал к Неву еще пару минут назад, не осталось и следа.
– То есть ты заставил своего племянника притвориться Джошем?
– Нет, нет, все не так было. Тим знал, что случилось с Джошем и чем я занимаюсь. Поэтому, когда мы переодевались и записывали наши потешные видео, он думал, что тоже, вместе со мной, помогает больным деткам. И так радовался. Ему нравилось им помогать, честное слово. Слушай, я не знаю, что тут еще можно сказать… ты прости меня. Я сожалею, правда.
– Сожалеешь? – Присев на самый край дивана, я наклоняюсь к Неву. – Ты новости смотрел? Знаешь, сколько горя этот человек принес людям? Слышал, что он делал со своими пациентами? И ты сидишь здесь с таким невинным видом, словно ты тут вообще ни при чем?
– Я видел, да, но Богом клянусь – я и понятия об этом не имел. Я верил ему. Как только Джоша начали лечить, у него сразу подскочил уровень этих белков, GML и CB-11. Мне сказали, что это хороший знак, – значит, опухоль умирает. И мы продолжили лечение. Один курс, потом другой. Богачами мы не были, пришлось занимать у всех, кто только мог дать взаймы, а когда и эти деньги закончились, я перезаложил дом.
Нев всхлипывает и вытирает нос пальцем.
– После двенадцати курсов Сладковский сказал, что результаты очень хорошие, но останавливаться нельзя, и я… платить было уже нечем, но я все равно подписал согласие еще на четыре курса. А следом – еще на три. Да и кто бы не подписал? Я на все был готов, лишь бы его спасти. Мне постоянно говорили, что Джошу становится лучше, что лечение прекрасно на него действует. Да я и сам так думал: он и выглядел лучше, и соображал, и ходил, и разговаривал… Не то что после химиотерапии… Просто небо и земля…
Нев проводит ладонью по лбу, блестящему от пота, и вытирает ее о штанину.
– Я не мог допустить, чтобы Джош ушел так же, как его мать.
– Его мать умерла?
– Да. От рака, за несколько лет до него. Сгорела на моих глазах. – Он глубоко вздохнул. – Как-то раз на выходных мы поехали на пустоши – моя Лесли любила гулять, часами могла шагать, ни разу не присев, – и вдруг ее скрутило от боли. Пришлось даже «скорую» вызвать. В больнице нам сказали, что это рак поджелудочной. Сказали – она проживет девять месяцев, но ее не стало через три. – Нев кивает на полку с глиняным войском. – Это ее. Она их собирала.
Воцаряется молчание. С улицы доносятся крики детей и отзвуки полицейских сирен.
– Потому-то я и отдал все, что у меня было, той клинике: сбережения, дом, деньги, что занял у друзей. Я не хотел, чтобы Джош мучился, как и Лесли.
Кто-то на форуме «Дом Хоуп» написал: все мы – жертвы обстоятельств. Стараемся любой ценой спасти своих детей, но в итоге эта цена оказывается слишком высока.
– Мне жаль твою жену, – говорю я, – но я все равно не понимаю, почему ты, зная, что лечение в клинике неэффективно, продолжал усердно расхваливать ее на каждом углу.
– Да я… Я ведь не сразу это понял. Я начал писать на форумах после того, как Джошу стало лучше. По крайней мере, врачи постоянно мне твердили, что ему лучше, что терапия работает, и я им верил. Я думал, что об этом чуде должен узнать весь мир. Роб, клянусь тебе, я и правда хотел помочь детям.
Я сижу на краешке дивана, подавшись вперед, чтобы не пропустить ни единого слова Нева.
– А после того, как Джош умер?
– Поначалу я убеждал себя, что, если бы не лечение, он прожил бы намного меньше, как врачи ему и предсказывали. Что, обратись мы в клинику раньше, он бы выздоровел. Я обманывал сам себя. – Он опускает голову. – К тому же деньги…
– При чем здесь деньги?
– Ты пойми, я не оправдываюсь, – говорит он, поднимая на меня глаза, – я знаю, что виноват. Так случилось, что кто-то из рекламного отдела клиники заметил на форумах мои сообщения, сказал Сладковскому, и тот предложил за вознаграждение приводить ему новых клиентов. Я так глубоко увяз, Роб, глубже некуда. Я задолжал Сладковскому больше сотни тысяч фунтов. Денег, что я выручил за дом, хватило лишь на то, чтобы раздать долги и заплатить половину этой суммы. Мне сказали, что остальное можно отработать. Сначала я сомневался – ведь тогда пришлось бы лгать про Джоша, – но мне стали угрожать судами, тюрьмой. А у меня и так ничего не осталось – ни дома, ни гроша за душой, и работы нет, а у меня на руках Хлои… А тут – начали поступать деньги от Сладковского, немалые деньги; я стал понемногу с ним расплачиваться, мы наконец съехали от матери…
