– Видишь вон тех пацанов? – Он показывает рукой через дорогу, где несколько ребят постарше гоняют на великах. – Так вот, или ты мне даешь еще полтинник сверху, или я говорю им, что ты предложил мне отсосать за деньги.
И улыбается – невинно, словно позирует для группового снимка в школе. Я понимаю, что меня поимели, но выбора нет, поэтому кладу в его раскрытую ладонь еще одну банкноту, которую он небрежно сует в карман.
– Ты совсем рядом, мужик. Езжай за угол, там увидишь дом с красным забором, рядом припаркована старая «фиеста».
– Спасибо.
– Проваливай, хрен гламурный, – отвечает он, и они уходят, хохоча и похлебывая пиво.
Гопник оказался прав. Уже через полминуты я на месте: это огромная прямоугольная лужайка, со всех сторон окруженная одинаковыми домиками; на траве валяются кучи мусора и какие-то гигантские контейнеры; от горящего рядом костра клубами поднимается черный дым. На углу лужайки стоит кирпичная коробка с пятнами цемента – раньше к ней крепились горка и шведская стенка.
Я вижу дом Нева с красным покосившимся забором и «фиестой» на подъездной дорожке. Над соседским окном висит флаг Англии. Пока я паркую машину, ребятишки, до этого игравшие на лужайке в футбол, не сводят с меня глаз, гадая, кого это к ним занесло. Я отвечаю им суровым взглядом – пусть думают, что я важная шишка и со мной лучше не связываться. Когда я уже собираюсь отвернуться, чтобы пойти к калитке Нева, я вдруг замечаю его.
Это Джош, никаких сомнений. Он носится с мячом, ловко обводя соперников, и его светлые волосы развеваются на ветру. Он возвышается над остальными, и мне непонятно, что он вообще делает рядом с этими сгорбившимися, все как один закутанными в толстовки с капюшоном мальчишками, которые и метра пробежать не могут, чтобы не затянуться сигаретой. Я не могу на него налюбоваться: вот он обыгрывает троих, вырывается к воротам, границы которых обозначены двумя канистрами из-под бензина, и, сделав финт, забивает гол.
Я столько раз просматривал его фотографии, что точно помню цвет его волос, легкую сутулость плеч. Пусть он подрос, но улыбается все так же, а волосы по-прежнему непослушными прядями падают на лицо.
Эта застенчивая улыбка мне хорошо знакома по снимку, где Джош с Невом стоят у подножия Ангела Севера. Мне хочется подойти к этому чудо-мальчику, получше разглядеть, прикоснуться к его лицу, чтобы ощутить тепло кожи. Я машу ему, но он меня не замечает.
Калитка у Нева сломана, и мне приходится сначала ее приподнять, чтобы открыть. Я звоню в дверь. У порога рядком составлены детские кроссовки и синие резиновые сапожки, в которых явно недавно бегали по лужам. Его малыш…
Я узнаю мужчину, открывшего мне дверь, вот только помню я его совсем другим. У этого Нева вытянутое, покрытое щетиной лицо, болезненная худоба, какая бывает у алкоголиков. Джинсы болтаются на бедрах, а спортивная фуфайка протерлась на локтях. Ощущение такое, будто семидесятилетний старик надел одежду, которую носил в молодости. Губы у него сухие, потрескавшиеся, на плечах – хлопья перхоти.
– Привет. Вы к кому?
Акцент у него густой, тягучий – раньше он мне казался не таким тяжелым. Нев бросает быстрый взгляд поверх моего плеча, в сторону играющих мальчишек.
– Вы Нев?
Пауза. Мне показалось, что в его глазах промелькнул испуг.
– Он самый, чем могу помочь, приятель?
Манера Нева растягивать гласные лишний раз напоминает мне, что я далеко от дома.
– Я Роб, отец Джека, – бодро говорю я. Выражение его лица остается прежним, и я понимаю, что он меня не помнит. – Можно с тобой поговорить? Это не займет много времени.
Нев пристально оглядывает меня с головы до ног. На крыльце едва уловимо пахнет сыростью, словно в теплице; в углу я замечаю толстые пачки бесплатных газет и искореженную тележку для доставки.
– Ладно, – отвечает Нев и открывает передо мной дверь.
Внутри, к моему удивлению, очень уютно и безукоризненно чисто. В гостиной стоит старенький, но без единого пятнышка диван, на каминной полке – ни пылинки. В углу высится аккуратная стопка детских книжек, а в кухне на холодильнике висит картинка, явно нарисованная рукой ребенка.
Я присаживаюсь на диван, Нев – на низенькое креслице в углу, и некоторое время мы сидим молча. За спиной Нева прибита полка, на которой в симметричном порядке расставлены белоснежные фигурки ангелочков и лошадей, словно застывшее сказочное войско.
– Я тебя не помню… То есть… Не думаю, что мы встречались… – бормочет Нев. Скорчившись в кресле, он выглядит растерянно и жалко, словно его застали за каким-то унизительным занятием.
– Это не страшно. Ты ведь со столькими общался. Пару лет назад мы переписывались, я тебе даже как-то раз звонил. У меня был сын, Джек.
Ноль реакции. И этот человек был когда-то в курсе всей моей жизни? Неужели это ему я во всех подробностях рассказывал о Джеке и моих отношениях с Анной?
– Я увез Джека в ту клинику, но жена была против, – продолжаю я, надеясь расшевелить его память. – Поэтому мы прекратили лечение, и вскоре после этого Джек умер.
– О, мне очень жаль, – рассеянно бросает Нев, и мне становится ясно, что его мысли заняты другим. – А как ты меня нашел?
– Поспрашивал у людей, – отвечаю я. Нев готовится что-то сказать, но вдруг на улице раздается крик и что-то ударяется в окно – скорее всего, футбольный мяч. Нев, однако, даже глазом не моргнул, словно давно к такому привык.
– Это Джош там в футбол играет? – спрашиваю я. – Мальчик со светлыми волосами – это ведь Джош?
Нев глядит в окно, потом откидывается на спинку кресла. Кажется, он силится что-то сказать, но язык его не слушается. На кофейном столике лежат дешевые листовки с текстом: «Нев Барнс. Берусь за любую работу. Маляр. Садовник. Работа по дому. Тел.: 01772 532676».
– Нет, это не он, – произносит наконец Нев. – Я понял, ты принял за Джоша того долговязого мальчугана.
Я думаю об этом мальчике: о том, как мастерски он загнал мяч между канистрами, как сдувал со лба длинную челку. Кто же это, если не Джош?
Нев сидит в углу неподвижно, как статуя. На короткое мгновение он отвлекается на одного из ангелочков – наверное, заметил на нем пылинку. Вдруг он резко встает и делает несколько шагов по направлению ко мне, нервно похлопывая себя ладонями по бедрам. По его шее расползается какая-то красная сыпь.
– Не хочу показаться грубым, но… слушай, зачем ты здесь? Мне жаль твоего сына, но я правда… я… навряд ли я чем-то могу помочь…
– А Джош тогда где? – перебиваю я. По какой-то непонятной мне самому причине в моих словах прозвучали угрожающие нотки.
Нев подходит ближе, словно собирается выпроводить меня, но я не двигаюсь с места. Тогда он принимается возбужденно шагать туда-сюда, сжав кулаки и нервно потирая их друг о друга, будто выжимает мокрое белье.
