Книга Небо принадлежит нам, страница 68. Автор книги Люк Оллнатт

Онлайн книга «Небо принадлежит нам»

Страница

Но почему-то я прекрасно помню другое: усы официанта, напоминавшие ершик; код от сейфа в наших апартаментах; соблазнительную задницу инструкторши по аэробике… Как я мог его предать? Да я ни на секунду не должен был отводить от него взгляд, вбирая в себя каждую линию его личика, каждый сантиметр его бледной кожи…

Говорят, своего ребенка помнишь до конца жизни. Прикосновения его маленьких пальчиков, его чистую, солнечную улыбку, его заразительный смех, эхом разносящийся по дому, пока ты в кухне моешь посуду, – все это попросту невозможно забыть.

Неправда. Возможно – и даже быстрее, чем ты думаешь. И тогда ты готов умереть от стыда, ведь это означает, что ты никогда по-настоящему не любил, что ты всего лишь жалкий обманщик, который сиськи своей бывшей любовницы помнит лучше, чем лицо собственного сына.

– Джек, Джек, Джек! – громко зову я его, и новый поток слез постепенно поднимается из самых глубин, словно подталкиваемый сердцем, и изливается из глаз, угрожая затопить все вокруг. – Джек, Джек, Джек…

Мне безумно хочется распахнуть окно, выбраться на крышу и оттуда прокричать его имя, начертить на небесах эти четыре сокровенные буквы… Джек, Джек, лапушка моя.

И вдруг мне чудится, будто я его вижу: он сидит, скорчившись, на полу в изножье кровати, бесшумно загоняя крошечную машинку в свой деревянный гараж. Да, это Джек, никаких сомнений. Я вижу, как топорщатся его непослушные волосы на фоне освещенной луной стены; как он подносит пальчик ко рту, прикусывает губу, как он всегда делал, когда пытался сосредоточиться.

– Джек, – шепчу я ему, но он, не обращая на меня внимания, продолжает крутить ручку гаражного лифта, поднимая свои машинки с одного этажа на другой. – Милый мой, ты меня слышишь? Ты слышишь, что я говорю? Джек, прошу тебя…

Свесившись с кровати и заломив руки, я беспрестанно повторяю его имя. Мне хочется хоть кому-нибудь рассказать о том, как он славно посапывает во сне, какое у него трогательное и забавное выражение личика, когда он только-только проснулся, что, сидя на горшке, он всегда закрывает глаза ладошками, чтобы спрятаться от меня, – ведь если он меня не видит, то и я его тоже.

Мне хочется поведать о многом: о том, как Джек учил цифры и ему никак не давалось «шесть», и я, чтобы помочь ему запомнить, нарисовал шестерку в виде свернувшейся змейки и сочинил стишок:

О том, что Джек свято верил, будто Бэтмен живет у нас в саду на заднем дворе; о том, как, засыпая, он что-то напевал себе под нос; о том, что ни Анна, ни я не нашли в себе сил выкинуть его йогурты и они так и стояли в холодильнике на верхней полке, вздувшиеся от времени.

Я открываю ноутбук и захожу в папку под названием «Анна». Здесь лежат бесчисленные письма, которые я писал Анне в течение последних двух лет, но так и не отправил. Некоторые из них просто пропитаны ядом: я называю ее стервой и шлюхой, убившей нашего сына; обвиняю ее в том, что она запретила продолжать лечение Джека в клинике Сладковского, в том, что собственная гордость была ей дороже здоровья нашего сына.

Я дрожу, но не от холода – от ошеломительного осознания того, как я убог и жалок. Все, на чем зиждилась моя вера, вдруг разлетелось в прах, как древний пергамент. Анна была права во всем, с самого начала. Она говорила, что Сладковский – шарлатан, что Нев – вовсе не тот, за кого себя выдает, а я проклинал ее за это, мешал с грязью, не желая, в силу своей самонадеянности, прислушаться к голосу разума. Моя гордыня, моя убежденность в том, что нет такой системы, которую нельзя было бы взломать, – даже если речь идет об организме моего сына – лишили меня способности мыслить трезво. Я так долго жил, ненавидя всех и вся, испытывая отвращение к целому миру, – и вдруг оказалось, что единственным, кого стоило ненавидеть и кто действительно заслуживал отвращения, был я сам.

Я лежу на диване в одних боксерах и смотрю какое-то американское ток-шоу. Теперь, когда я отказался от своего снотворного, я плохо засыпаю. Ворочаюсь в постели до рассвета с распухшей от мыслей головой. Я знал, что избавиться от зависимости за пару дней не получится, и был к этому готов. Но совершенной неожиданностью для меня стало то, что спина постоянно в испарине, кожа горит, будто изнутри в нее впились тысячи крошечных иголок, а сердце ведет себя, словно сломанный механизм: то замирает, то вдруг принимается стучать с утроенной силой.

Внезапно меня начинает бить озноб, и я натягиваю одеяло до самой шеи. Что же я натворил? Возможно, те обрывки воспоминаний, что гнездятся в моем мозге, – это лишь начало? А что, если в пьяном угаре я оскорбил Анну, наговорил ей мерзостей, которых она не заслужила? Ведь проснулся же я как-то утром с синяком на руке – и даже понятия не имел, откуда он взялся.

Но все это ничто по сравнению с тем, что я сделал Джеку. Человеческая плазма. Незапатентованные препараты. «Вопиющая преступная халатность». И теперь новый страх всю ночь не дает мне сомкнуть глаз: что, если Джек прожил бы дольше, не отвези я его к Сладковскому?

Страница