Джек улыбнулся:
– Там даже есть «Плэйстейшн»?
– Еще бы, – радостно подтвердила Анна. – И «Плэйстейшн», и все твои любимые игрушки, и любимая еда.
– А «Макдоналдс» там тоже есть?
Анна рассмеялась:
– Куда же без него.
Джек довольно ухмыльнулся, но потом его лицо вновь стало серьезным.
– А вы с папой тоже там будете?
– Обязательно, – сказал я, стараясь подражать жизнерадостному тону Анны. Я потянулся вперед и взял ее за руку, и наши тела сомкнулись над Джеком, словно кокон. – Мы никогда не оставим тебя, Джек.
Он торжественно кивнул.
– Но не забывай, непоседа, что мы будем за тобой следить, – добавил я, легонько щелкнув его по уху и поправляя одеяло. – Чтобы ты исправно делал уроки и не ел слишком много гамбургеров.
Джек хихикнул:
– А я возьму и съем миллион гамбургеров.
– Целый миллион?
– Точно, – гордо пообещал он. Его глаза уже закрывались от усталости. – Папа, – позвал он, снова приподнимаясь на подушках.
– Что, лапушка?
– Помнишь, вы говорили, что я могу загадать желание?
– Конечно.
Мы с Анной сказали Джеку, что готовы исполнить любую его мечту, но все его мечты сводились к поездке в «Макдоналдс» за мороженым. Не в Диснейленд, не в Мир Свинки Пеппы, не в Букингемский дворец – в «Макдоналдс».
– Тогда можно, я еще кое-что попрошу?
– Ну конечно можно, Джек, проси все, что хочешь.
– Хочу еще раз на Лондонский глаз, на самый-самый верх.
Тема: Re: Джек
Отправлено: Ср. 24 декабря 2014, 15:33
От: Роб
Кому: Нев
Дорогой Нев, ты не ответил на мое последнее письмо – у тебя все хорошо? Как ты уже знаешь, мы забрали Джека из клиники, несмотря на то что его состояние заметно улучшилось. Он снова пошел на химиотерапию и теперь тает на глазах.
Надежды больше нет. Я стараюсь свыкнуться с этой мыслью, смириться, но не могу. И, как ни ужасно это признавать, в глубине души виню во всем Анну. Джеку ведь становилось лучше, я сам это видел, но она мне не поверила.
Мы не говорим о смерти Джека. Мы больше вообще ни о чем не говорим, лишь притворяемся, будто все нормально. Я до сих пор не верю, что мы дожили до такого. Не верю, что совсем скоро потеряю своего дорогого мальчика.
Надеюсь, вы с Джошем в порядке.
Роб
Укутанные по самый нос, чтобы не замерзнуть, мы медленно поднимались вверх, в самую гущу сумерек. Коляску Джека мы придвинули к самому краю застекленной кабины, и, когда под нами задрожала отраженными огнями гладь Темзы, он достал камеру и начал фотографировать, а я взял на себя роль экскурсовода для Анны – Джеку вид города с высоты птичьего полета был уже хорошо знаком.
Мы ползли все выше, и вот уже осталось внизу бесчувственное серое море крыш с дымящими трубами, открыв нашим взорам мост Хангерфорд, и Саут-Бэнк, и северный берег, где в последних лучах закатного солнца блестели крылья орла на Мемориале воздушных сил, охраняющего Уайтхолл и Министерство обороны. Еще выше – и перед нами раскинулись один за другим парки: Сент-Джеймсский, Грин-парк и, наконец, Гайд-парк.
Если бы не Скотт, у нас бы ничего не вышло. Когда я позвонил, чтобы заказать билеты на Лондонский глаз, выяснилось, что в Рождество аттракцион закрыт, а на следующий день все билеты уже раскуплены. Я объяснил оператору, что Джек тяжело болен, умолял ее переговорить с менеджером, что она и сделала, однако это ни к чему не привело. «Мне очень жаль, но мы ничем не можем вам помочь», – сказала она.
И тогда я позвонил Скотту. В последнее время мы общались всего пару раз, и то – только по СМС. Еще было письмо от него, когда я уехал в Прагу, но на этом все. «Я с тобой, приятель, – постоянно говорил он, – если я могу что-то для тебя сделать – ты только дай знать». И я дал ему знать.
«Помнишь, ты хвастался, что знаешь всех СЕО в округе, Скотт? – спросил я его. – Если так, прошу, помоги, потому что времени у нас почти не осталось».
Не прошло и часа, как он перезвонил: «Второй день Рождества, самое популярное время – на закате, – и вся кабина полностью в нашем распоряжении».
– Хочешь, переместимся на другую сторону, посмотрим, что там? – спросила Анна.
– Давай, – машинально ответил Джек, неистово щелкая кнопкой фотоаппарата, словно папарацци, выследивший наконец неуловимую знаменитость.
Мы знали, что он скоро уйдет. Его речь изменилась: теперь он часто забывал слова и повторял одно и то же. Он был уже так слаб, что не мог долго стоять на ногах, и на прогулки нам приходилось брать с собой инвалидное кресло. Его движения стали заторможенными и неуверенными, как нас и предупреждали врачи: он ходил, подносил ложку ко рту, жевал, словно в замедленной съемке.
– Джек, смотри, Биг-Бен, – сказала Анна, когда мы поднялись еще выше, и мы с Джеком обернулись. Внизу светился Вестминстерский дворец, а в воздухе над ним призрачно белели четыре огромных циферблата часовой башни. Джек крутился из стороны в сторону, фотографируя все, что видит, то приближая, то отдаляя кадр, держа камеру то вертикально, то горизонтально.
«Попытайтесь накопить побольше воспоминаний», – посоветовали нам на форуме. Но какой в этом смысл? Это будут лишь наши воспоминания, наши с Анной, но не Джека.
Мы достигли высшей точки, откуда были видны Кэнэри-Уорф, стеклянная пирамида «Шарда», купол собора Святого Павла.
Джек положил камеру на колени:
– Тут очень высоко, да, пап?
Я уже давно не слышал, чтобы его слова звучали так четко и осмысленно.
– Это точно. Тебе нравится?
Джек кивнул и улыбнулся:
– А когда я выздоровею, мы будем снова забираться на высокие дома?
– Обязательно!
– И на Эйфелеву башню заберемся?
– Да, – ответил я, обнимая его.
– И на тот небоскреб в Умпа-Лумпе?
Анна тихонько рассмеялась и положила руку ему на плечо:
– В Куала-Лумпур, зайчик. И на него тоже.
– Хорошо. Куала-Лумпур, – повторил Джек, глядя на Темзу. – И в Дубай надо поехать, пап, там ведь тоже есть небоскреб – вообще самый большой в мире!
Я еле сдерживался, чтобы не дать волю душившим меня слезам.
– Мы на все небоскребы заберемся, Джек. На все до единого, – хрипло пообещал я.
– Наверху так круто, пап, вот ты идешь, идешь и проходишь даже облака, и там так высоко, что ты будто бы летишь на самолете, а если еще выше забраться, то можно увидеть космические корабли, и солнце, и все звезды…