– Ты хоть немного представляешь себе, как это дорого? – почти прошипела она мне в ухо, чтобы ее слова точно не донеслись до Джека.
– Что – это?
– Умирать. – (Несмотря на ее видимое спокойствие, я чувствовал, что внутри она кипит от гнева.) – Ухаживать за Джеком, следить, чтобы он ни в чем не нуждался, потом найти для него лучший частный хоспис, где о нем будут заботиться двадцать четыре часа в сутки и где он спокойно доживет свои последние дни. Все это стоит немалых денег, Роб. Вот что волнует меня на данный момент.
С минуту мы сидели молча, прислушиваясь к вою полицейской сирены за окном.
– Я приехала сюда только для того, чтобы забрать Джека домой, – прошептала Анна. – Когда он проснется, я соберу его вещи, и первым же рейсом мы улетим в Лондон.
В небе над Германией
в самолете, джек, ты больше всего любил смотреть в иллюминатор. весь полет мог просидеть, уткнувшись носом в стекло. что удивительно, взлет и посадка оставляли тебя равнодушным, единственное, чего тебе хотелось, – фотографировать. я помню, как ты держал свой фотоаппарат, крепко, обеими ручонками, и медленно, как тебя учил папа, поворачивал его, чтобы охватить всю предстающую перед твоими глазами картину: и облака, и заходящее солнце, и мелкую рябь темно-синей глади, убегающей в бесконечную даль.
18
Оставалось два дня до Рождества. Анна, Джек и я сидели на диване в гостиной и смотрели «Снеговика». Дом был идеально чист и готов к празднику: в углу гостиной мерцала огнями елка, лестницу и площадку второго этажа украшали замысловатые бумажные гирлянды – творения рук Анны. Открыток пришло так много, что их было некуда складывать, поэтому Анна развесила их на веревках, которые мы натянули над крыльцом и в прихожей.
Люди в этом году не скупились на слова. Вместо стандартного «С Рождеством!» нам желали хранить мир в душе и быть сильными, писали, что мысленно всегда с нами. Не было радостных сообщений о новорожденных, грядущих свадьбах или достижениях детей на учебно-спортивном поприще.
Я впервые видел, чтобы Джек был так увлечен мультфильмом. Большую часть «Снеговика» он просидел, не отрывая глаз от экрана. Лишь во время некоторых сцен – там, где снеговик засовывает себе в рот вставную челюсть, примеряет отцовские штаны с подтяжками, залезает в морозильник, – он отвлекался: начинал ерзать, поглядывал на меня, рассеянно теребил носки, – и я не без гордости отмечал про себя, что это те же самые сцены, которые мне самому в детстве казались глупыми или скучными.
Больше всего ему понравилось наблюдать за тем, как мальчик скучал в ожидании Рождества; как он радовался, когда наконец выпал снег, и помчался на улицу, даже забыв одеться; и как грустил, когда пришла весна, принесшая с собой горечь невосполнимой утраты.
Это было седьмое и последнее Рождество Джека. Мы готовились к нему несколько недель – покупали еду к праздничному столу, подарки. Анна, как обычно, составляла списки и посылала меня с ними в магазин. Салфетки, крекеры, апельсиновый сок для коктейлей. А еще – ржаной хлеб из супермаркета, дешевое лото, огромная жестяная коробка с шоколадными конфетами. Я знал, что она пытается сделать, – воссоздать, в самый последний раз, то Рождество, которое устраивал для нас в Ромфорде отец.
Мультфильм почти закончился. Пришла весна, снеговик растаял, и мальчик, выбежав из дома, обнаружил лишь шарф и шляпу – все, что осталось от его друга. Камера отъехала назад, оставляя внизу, на заснеженном поле, маленькую фигурку, сидящую на коленях. Я внимательно следил за Джеком: эта печальная сцена, казалось, не произвела на него никакого впечатления.
– Папа, а куда ушел снеговик? – спросил он, когда мы с Анной укладывали его в постель.
Я растерялся, толком не представляя, как стоит отвечать на этот вопрос. Перед глазами возник холмик снега и лежащие рядом шарф и шляпа.
– Назад в Арктику, Джек, – нашелся я наконец. – К другим снеговикам.
Джек наклонил голову набок.
– У них там будет праздник? – снова спросил он.
Я вспомнил сцену со снеговиками, пляшущими вокруг костра.
– Да, Джек. И им будет очень-очень весело, – сказала Анна, приглушая свет лампы у изголовья его кровати.
Джек остался доволен. Вытянув руку к стене, где висели его фотографии, он дотронулся до Эйфелевой башни, потом до Эмпайр-стейт-билдинг и Тайбей 101.
– А вы с мамой будете дома спать?
– Ну конечно, лапушка. Мы спим здесь каждую ночь, – заверил его я.
Джек задумался.
– Папа, а почему ты спишь внизу? Почему вы с мамой не спите в одной кровати?
Мы с Анной виновато переглянулись.
– Просто папа плохо спит, и ему не хочется беспокоить маму, – объяснил я. Это была лишь часть правды.
Немного поразмыслив над моими словами, Джек произнес:
– А вы никуда не уйдете, даже если я усну?
– Конечно нет, – сказала Анна. – Мы все время будем рядом, и если тебе что-то понадобится, просто позови нас, хорошо?
– А если я куда-нибудь пойду, вы пойдете со мной?
– Можешь в этом не сомневаться, – заверил я. – Мы тебя никогда не бросим.
– Даже если я отправлюсь на Северный полюс, чтобы встретиться с Санта-Клаусом?
– Даже если так. – Я подоткнул одеяло, убедившись, что ноги Джека надежно укрыты. – Я бы не отказался увидеть Северный полюс. Вот только нам придется очень тепло одеться.
– Чтобы не простудиться, – чуть слышно, словно про себя, сказал Джек.
– Чтобы не простудиться, – эхом повторил я.
Джек улыбнулся и поудобнее устроился на подушках. Я думал, он вот-вот уснет, но он вдруг четко и спокойно произнес:
– А куда мы деваемся, когда умираем?
Я оторопел, не зная, говорит ли он о себе или о людях вообще. Мы с Анной уставились друг на друга, гадая, известно ли Джеку о том, что он умирает. Я спрашивал себя об этом по сто раз на дню. В какой момент он сообразил? Когда Человек-паук пришел его навестить или когда он получил от одноклассников целую стопку самодельных открыток?
Мы читали брошюры, в которых объяснялось, как следует вести себя с умирающим ребенком. Мы разговаривали с доктором Флэнаган и консультантом при клинике на Харли-стрит. «У Джека сейчас трудный период, – сказали нам, – кризис семи лет. Он имеет некоторое представление о смерти, но его ви`дение весьма примитивно. Так что поступайте так, как считаете нужным», – посоветовали нам в итоге. Как будто мы обратились к ним с каким-то пустяковым вопросом.
– Что ж, – бодро начала Анна, и я понял, что у нее уже давно заготовлен ответ. – Когда мы умираем, то попадаем в рай.
– А что такое рай? – не унимался Джек.
– Рай – это самое счастливое место в мире. Там живут все твои друзья и семья и можно делать все, что душе угодно.