– Ого, холодная какая, – восхищенно произнес Джек, когда Сладковский ввел в канюлю содержимое первого шприца.
– Больно?
– Нет, – ответил Джек. – Ни капельки.
– Я же говорил, – улыбнулся Сладковский. – Это тебе не какая-то противная химиотерапия.
Вскоре Джек заснул, а я сидел рядом и, слушая мерное шипение помпы, представлял себе, как Т-лимфоциты в его крови наполняются силой, готовясь к последней, решающей битве.
Я снова проверил телефон – и снова никакой весточки от Анны. Что она сделает, когда узнает? Тут же прилетит в Прагу или поднимет на ноги полицию и посольство? Последнее вряд ли, не в ее правилах выносить семейные дела на публику.
У меня не было другого выхода. Я не смог убедить Анну, как ни пытался, поэтому остается лишь одно – пусть она прилетит в Прагу и увидит все своими глазами.
Я не собирался говорить ей, где мы. Не сейчас. Сначала надо дождаться хоть каких-то результатов терапии. Я опять взглянул на экран мобильного. Семь часов, значит, в Лондоне сейчас шесть. Я отправил Анне эсэмэску: «У нас все хорошо. Джек спокойно спит. Как мама? Целую».
Прошло несколько минут, но ответа от Анны все не было. Мы всегда смеялись над тем, как молниеносно она отвечает на сообщения. «Иначе забуду», – отшучивалась она. Джек еще не проснулся, поэтому я решил проверить почту. В ящике лежало новое письмо от Нева.
Тема: Re: Джек
Отправлено: Вт. 16 декабря 2014, 13:05
От: Нев
Кому: Роб
Дорогой Роб!
Пишу, чтобы пожелать вам удачи. Надеюсь, долетели вы без проблем и все у вас хорошо.
Я сказал Джошу, что Джек поехал лечиться в Прагу, и Джош нарисовал ему картинку. Я ее отсканировал и приложил скан к письму.
Береги себя и Джека. Если я еще могу чем-то помочь – только дай знать.
Нев
Я открыл вложение. На картинке был нарисован маленький мальчик с повязкой на голове, который сидел на больничной койке. По бокам стояли два динозаврика, одетые как медсестры, и держали в лапах подносы. Сцена происходила на зеленой лужайке, под ослепительно-желтыми лучами солнца.
На ночь Джек остался в клинике. Мне объяснили, что из соображений предосторожности все пациенты проводят первую ночь в палате. Вечером звонила Анна. Я вышел в коридор, прикрыв за собой дверь, чтобы Анна не услышала непривычных звуков. «Джек спит», – сказал я ей – тут мне даже врать не пришлось, поскольку то была чистая правда.
Ночь я провел в кресле. Утром, с трудом разлепив веки и почти не чувствуя онемевшего тела, я увидел у кровати Сладковского, который в этот самый момент, положив на указательный палец таблетку, подносил ее ко рту Джека.
– Доброе утро, – сказал он. – Даю Джеку его утреннее лекарство.
Я повернулся к своему мальчику. Он сидел на кровати с манжетой тонометра на руке и улыбался. На столике стояла тарелка с тостом.
– Как ты себя чувствуешь, лапушка? – спросил я.
– Хорошо, – ответил он. – Я ел тост, только не с особенным сыром, а с обычным, потому что у них тут нет особенного сыра.
– Это здорово, Джек, ты молодчина.
Брякнул телефон – это пришло сообщение от Анны:
Мама все еще в интенсивной терапии, дела совсем плохи. Ужасно скучаю по Джеку и хочу домой, но не могу оставить ее одну. Как он там? Скоро позвоню. Целую.
Я уже давно не видел Джека таким: его щеки порозовели, волосы блестели здоровым блеском, а когда он говорил, в его глазах вспыхивали прежние искорки.
Доктор Сладковский, до этого заполнявший историю болезни Джека, развернулся ко мне и тихо, чтобы Джек его не услышал, сказал:
– У меня отличные новости. Несмотря на то что Джек проходит лечение всего несколько часов, результаты совершенно поразительные. Таких превосходных показателей по белкам мы уже давно не видели.
Доктор извлек из папки лист бумаги и принялся для наглядности рисовать пальцем какой-то график.
– Вот это – его GML, а это – CB-11. Очень, очень хороший уровень.
– Это белки, которые в крови у Джека, да? – нерешительно спросил я.
– Кровяные белки, все верно. Они очень чувствительны. Именно по их уровню мы делаем вывод, эффективна ли терапия для данного пациента, то есть, выражаясь простым языком, насколько успешно его иммунная система борется с раком.
У меня перехватило дыхание, а волосы на затылке встали дыбом. Мы ни разу не слышали от врачей ни единого обнадеживающего слова – а тут…
– Мне… Я… Я и не думал, что эффект может наступить так быстро…
– Об этом я и хотел с вами поговорить, мистер Коутс. Видите ли, иммунотерапия подобна волне, и залог успеха в том, чтобы усилить эту волну до максимума. Вы понимаете, о чем я?
– Боюсь, не совсем.
– О, простите, это все мой несовершенный английский. Позвольте объяснить по-другому. Сейчас тело Джека борется, и борется изо всех сил. Вы видите, как разрумянились его щеки, как он подвижен, увлечен? Все потому, что его организм в данный момент трудится сверхурочно – мы называем это иммунным ответом. Это очень хороший, замечательный знак. И, основываясь на наблюдении за нашими пациентами, я могу вам сказать, что сейчас – самое время для следующей инфузии.
Я посмотрел на Джека: он увлеченно играл на айпаде в игру, к которой потерял всякий интерес еще неделю назад. Сладковский говорил правду – в его организме действительно происходили какие-то перемены. Джек поднял на меня глаза – огромные сияющие глаза, под которыми уже почти не осталось и следа от вечных черных кругов, – и улыбнулся. Его было просто не узнать.
– Вы хотите сказать, что нам не следует делать перерыва между этапами лечения?
– Именно, мистер Коутс. По правилам, следующая процедура должна начаться через три дня, но мы рекомендуем приступить к ней уже сейчас. Это означает, что Джеку придется сегодня остаться в клинике.
– Понятно. – Я полез в карман за телефоном. – Дайте мне пару секунд, хорошо? Мне нужно кое-что проверить.
– Ну разумеется, – ответил Сладковский и отвел глаза в сторону. Я проверил состояние счета: деньги со сберегательного уже поступили.
– Я согласен, – сказал я, и Сладковский, улыбнувшись, кивнул медсестре, которая тут же подала ему планшет.
– Прекрасно. Однако сначала я попрошу вас подписать еще одну форму согласия, как того требует законодательство. Существует определенное расписание, в соответствии с которым проводятся сеансы инфузионной терапии, и мы имеем право нарушить его лишь с письменного согласия пациента.
Я подписал форму и вышел в коридор. На стенах по обеим сторонам висели фотографии пациентов – тех, кто выжил благодаря Сладковскому. Я почувствовал, как по спине пробежала дрожь. А что, если Джек действительно идет на поправку? Не так уж это и невероятно – Джош ведь выздоровел.
