мы сидели на вершине седьмого холма, на веранде кафе. погода испортилась, и ты начал ежиться от холода. мама испугалась, что ты простудишься, и мы ушли внутрь, прочь от дождя, ветра и брызг разбушевавшегося моря. чтобы согреться, мы играли в камень-ножницы-бумага, а ты придумал новый жест и сказал, что это – динамит и он бьет и камень, и ножницы, и бумагу. ты гоготал не переставая, прямо заходился от хохота, и щеки у тебя раскраснелись, пылали, словно угольки в костре. нам было так тепло и уютно, и совсем не хотелось уходить. мы долго сидели в том кафе, пили горячий шоколад и жевали пастилу.
17
Папа, а куда мы собираемся?
– Мы едем в отпуск, лапушка.
– И мама с нами?
– Нет, мама не может.
– Почему?
– Она сейчас у бабушки.
Джек в куртке и шапке сидел в коридоре. За спиной у него был рюкзак с героями мультика «В поисках Немо». Сейчас он чувствовал себя намного лучше. Очередной курс химиотерапии завершился, к тому же я дал ему сильные обезболивающие. Но выглядел он таким же изнуренным и бледным, а на затылке у него появились пузыри, в которых скопилась застоявшаяся жидкость. Передвигался он медленно, крепко вцепившись мне в руку.
– А мы тоже поедем к бабушке?
– Не сегодня. Бабушке нездоровится.
Джек замолчал, обдумывая мои слова.
– Мы поедем на машине?
– Сначала да – доедем до аэропорта на такси, а потом полетим на самолете.
– Правда? А можно будет фотографировать из окошка?
– Ну конечно же.
– Круто, – просиял он. – А куда мы полетим?
– Мы полетим в Прагу.
– Это такой пляж?
– Нет, это город, как Лондон.
Такси просигналило еще раз, и мы с Джеком поплелись к выходу. Я положил на столик в прихожей конверт с запиской для Анны и захлопнул дверь.
Джек был в полном восторге от нашего путешествия. Он так и прилип к иллюминатору, зачарованный видом облаков и неба без конца и края, и за весь полет ни разу не вспомнил ни о мультиках, ни о книжках. Когда мы приземлились, ярко светило солнце, а кругом лежал снег.
В аэропорту было светло и чисто. Мы без проволочек прошли паспортный контроль и сразу же забрали уже ожидавший нас багаж. Я приготовился к тому, что с такси здесь туго, но их оказалось предостаточно, к тому же диспетчеры говорили на английском.
– Мама уже звонила? – спросил Джек, когда мы отъехали от терминала.
– Нет. Но не забывай – она с бабушкой, а бабушке нездоровится.
– У бабушки тоже поломка, как и у меня?
– Да, но тебя мы скоро подлечим.
Джек, казалось, этого не услышал:
– А мама скоро приедет?
– Она не может приехать, Джек. Ей нужно помогать своей маме.
– Ее маме?
– Да. Бабушка – это мамина мама.
– А-а, – протянул он.
Мы ехали по чистеньким пригородным улицам. Я думал, окраины Праги мало отличаются от Катовице, в котором мне довелось бывать несколько лет назад по работе, – те же безликие грязно-желтые дома и автобусные остановки, разрисованные граффити. Однако ничего подобного. То, что я видел, напоминало скорее Австрию: огромные виллы в кубическом стиле, роскошные сады, здания посольств с развевающимися на ветру флагами.
Таксист говорил по телефону на чешском, и я с удивлением вслушивался в его странную, ни на что не похожую речь. Казалось, он вообще не произносит гласных, но его слова звучали мягко и четко, словно он кого-то успокаивал. Джек был всецело поглощен картинкой за окном и то и дело щелкал кнопкой своей камеры, фотографируя снег.
Мы миновали скромную усадьбу, пару неработающих ларьков с едой, и вот среди деревьев показалась клиника – современное здание с громадными квадратными окнами, покрытое гигантскими синими плитами.
Было три градуса ниже нуля, но ярко светило солнце, и клиника, сияющая в его лучах, производила впечатление престижного спа-центра. На лавочках сидели люди, кутающиеся в куртки или одеяла, и читали книги и журналы. Когда мы подошли ближе, нашему взору предстал сад с прудом, подернутым льдом, и извилистой дорожкой. На сайте говорилось, что она предназначена специально для прогулок босиком.
Внутри помещение представляло собой уютное сочетание стекла и дерева. В приемной стояли зеленые кресла, напоминавшие капсулы, и мягкие прямоугольные диванчики.
– Папа, зачем мы сюда пришли? – спросил Джек.
– Чтобы встретиться с врачом, который будет тебя лечить.
Джек потянул меня за руку, и в его глазенках промелькнул страх.
– Папа, они же не будут давать мне лекарство? Химическое лекарство?
– Ну что ты, Джек, конечно нет. Не волнуйся.
Я назвал секретарше свое имя, и она попросила нас немного подождать. Очередь на прием в клинике была внушительной, но Нев, до сих пор поддерживающий теплые отношения с сотрудниками приемной, дернул за кое-какие веревочки, и нас согласились принять в срочном порядке. Мы с Джеком уселись в кресла-капсулы, и со своего места я видел, как в кафе, находившееся за стеклянной дверью, потихоньку подтягиваются пациенты. Все они были чрезвычайно худы, но их ухоженные, пусть и изможденные лица, шикарные дорогие шали, наброшенные на плечи, создавали впечатление, что люди это весьма и весьма обеспеченные.
– Это как кресло в космическом корабле, – восхищенно заметил Джек. Его худенькие ножки свисали с края кресла, не доставая до пола.
– Ты похож на черепаху, – поддразнил я его.
Он улыбнулся:
– Сам ты черепаха.
Нас проводили в кабинет доктора Сладковского и снова попросили подождать. Обстановка была мрачноватая: вдоль стен стояло несколько черных кожаных кушеток, полки книжных шкафов были заполнены толстыми томами и коллекциями старинных хирургических инструментов. На стене, вперемешку с наградами и сертификатами, висели фотографии самого доктора: Сладковский на охоте; Сладковский пожимает руку знаменитостям; Сладковский высоко в горах, на фоне клубящихся облаков.
Когда он наконец появился, я немного опешил: это был достаточно молодой человек – я думал, он намного старше, – со здоровым румянцем на щеках и усами, скрывающими последствия заячьей губы. Он был в белом халате с инициалами «З. С.», вышитыми на левой стороне груди. Кожа его лица казалась неоднородной, как будто на нее то там, то здесь нанесли телевизионный грим.
– Здравствуйте, мистер Коутс.
Сладковский энергично потряс мою руку. Его ладонь была очень сухой.
– А ты, наверное, Джек? Привет, Джек. – Джек слабо улыбнулся и крепче прижался ко мне.
– Тебе нравятся бассейны с шариками, Джек?
