– Привет, соня, – сказал я.
– Привет, – вяло ответил Джек. – А каникулы уже кончились?
– Ничего подобного. У нас еще целых пять дней.
Он встрепенулся и потер глаза, прогоняя остатки сна, а потом принялся загибать пальцы.
– Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница. Пять дней.
– Верно, – похвалил я его, присаживаясь на край дивана. – Кстати, я просмотрел твои фотографии. Небо получилось просто отлично. Хочешь, вместе поснимаем? Я покажу, как пользоваться моей большой камерой.
Джек торжественно кивнул:
– Я хотел сделать такую фотографию, чтобы было видно все вокруг.
Вдруг он словно застеснялся и, опустив глаза, тихо произнес:
– Извини, пап.
– За что, Джек?
Он пожевал нижнюю губу и ответил:
– Чтобы поснимать, я встал на стул, а вы с мамой говорили, что на стуле стоять нельзя.
Я потрепал его по голове:
– Ничего страшного, Джек, не извиняйся, но в следующий раз все равно сначала позови нас. А теперь, если хочешь, попробуем снять панораму моей камерой.
– А что это – панорама?
– Панорама – это то, что делал ты, снимая небо по кругу.
Джек тут же сел прямо и улыбнулся:
– А можно прямо сейчас?
Я принес аппаратуру, и мы втроем поднялись по винтовой лестнице на террасу. Полуденное солнце палило немилосердно, и лишь ветер, время от времени налетающий с моря, делал этот беспощадный зной более или менее выносимым.
Пока я устанавливал треногу, Джек внимательно наблюдал за мной, как всегда, отмечая про себя каждую мельчайшую деталь. Так уж был устроен его мозг.
– Это, Джек, называется «тренога». Теперь нам нужно закрепить на ней камеру. Поможешь мне?
Джек возбужденно закивал. Я придвинул поближе белый пластиковый стул, и Джек быстро вскарабкался на него. Стул пошатнулся, и я увидел, как на мгновение в глазах Анны промелькнул испуг. Я встал позади, чтобы в случае чего не дать Джеку упасть, и показал ему, как прикрепить камеру.
Я смотрел в видоискатель на извилистый берег бухты, убегающий в дымчатую даль, и чувствовал, что Джек не сводит с меня напряженного взгляда.
– Честно говоря, я только раз это проделывал, но мы все равно попытаем счастья, – сказал я. – Смотри вот сюда.
Джек наклонился над видоискателем:
– Ой, пап, как красиво.
– А теперь надави вот на эту кнопку, только сильно не жми.
– Вот так? – спросил Джек, и я уловил исходивший от него запах морской воды и защитного крема.
– Совершенно верно, ты молодчина. А теперь слушай.
Джек приставил ухо к камере, чтобы лучше слышать ее жужжание:
– Будто самолет гудит.
– Да, это называется серийной съемкой, то есть сейчас камера делает много-много фотографий.
– Миллион?
– Поменьше, конечно, но несколько сотен – точно.
– Ого, много.
Жужжание прекратилось. Я повернул координатный круг треноги на несколько градусов и снова включил режим серийной съемки.
– Так, а сейчас мы немножко ее повернем. Хочешь помочь?
Джек осторожно взялся за треногу, и мы вместе ее повернули.
– Мы снова сделаем много кадров, а потом чуть-чуть повернем треногу, и так несколько раз, и в итоге сфотографируем все вокруг.
– Вообще весь мир? – обрадованно воскликнул Джек.
– Да, весь мир.
Анна обхватила меня рукой за талию:
– У него отлично получается, не находишь?
Мы долго стояли на террасе и наблюдали за Джеком, а он методично поворачивал камеру, смотрел через видоискатель и нажимал спуск, стараясь уловить каждую мелочь, чтобы ни один, даже самый крошечный, кусочек мира не остался за кадром.
13
Куда подевался Джек? – спросила Анна.
В школе сегодня устраивали вечер фейерверков. В коридоре, где мы стояли, было полным-полно народа: ученики и их родители плотным потоком устремлялись к дверям, словно во всем здании это был единственный выход на улицу.
– В туалет пошел, – ответил я.
– Знаю, но его уже пять минут нигде не видно.
– Думаешь, стоит сходить за ним?
– Да, пожалуйста.
Было так странно вновь очутиться в туалете для мальчиков. Все здесь казалось игрушечным: писсуары, висевшие совсем низко, крошечные кабинки.
Я заглянул в комнату с раковинами вдоль стены, потом повернул за угол, где располагались кабинки, но везде было пустынно и тихо.
– Джек, – позвал я.
Тишина.
– Джек.
Я почувствовал, как внутри меня нарастает паника, в точности как в тот день, когда он играл на площадке и внезапно исчез из виду.
Я вернулся в коридор, думая, что, возможно, мы с ним разминулись и я просто не заметил, как он вышел. Однако среди детворы и взрослых, спешащих мимо, его не было. Я кинулся обратно в туалет, и тут, в одной из кабинок, кто-то хихикнул. Я распахнул дверь: в кабинке сидели Джек и какой-то незнакомый мне мальчишка. У обоих в руках было по вееру из карточек с покемонами.
– Бога ради, Джек, никогда так больше не делай! Я уже не знал, что и думать.
– Извини, пап. Мы просто играли в покемонов, а у Саши не было энергетических карточек, поэтому я дал ему одну.
Его товарищ явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Пойдем-ка лучше посмотрим на фейерверк? Он вот-вот начнется.
– Хорошо. – Джек быстро перебрал свои карточки, бережно вынул из общей массы одну и протянул ее Саше. – Это тебе. Поригон очень сильный, он тебя защитит, только его обязательно надо брать с собой, когда идешь спать.
Саша с серьезным видом кивнул и аккуратно положил подарок в карман куртки.
Я вывел их обоих в коридор, где нас дожидалась Анна.
– Все в порядке? – На ее лице было написано облегчение.
– Да, все отлично. Просто заигрался в покемонов с приятелем.
– Вот оно что. Давайте-ка поторопимся, фейерверк начнется через пять минут.
На улице витал обычный для поздней осени аромат прелой листвы и жареных каштанов. На площадке слышалось потрескивание костра. Из киоска с гамбургерами, который установили «Друзья начальной школы Эмберли», доносился аромат жареного лука. Я сразу вспомнил, как мы с отцом ходили на игры «Вест-Хэма».
Отец обожал этот запах. «Ничего на свете не пахнет вкуснее, сынок», – говаривал он. Помню, как мы отправились на наш с ним последний матч. Мы шли его излюбленным маршрутом: сначала по Грин-стрит, потом – по Баркинг-роуд. На этом пятачке Восточного Лондона не было никого, кто не был бы с ним знаком. Отец махал рукой торговцам из Бангладеш, которые всегда угощали его маленькими манго – единственным фруктом, который отец ел в своей жизни. Его здесь все любили. Он был готов подвезти в любое время дня и ночи, а в больницу возил бесплатно, за что его прозвали Скорой помощью.
