– Пописать, видимо. Я посмотрю, как там мама, а потом мы сделаем тебе тост, хорошо?
– А можно взять айпад?
– Можно.
Джек радостно потянулся к полке, достал айпад и уселся на диван, скрестив ноги.
– Только не включай эти дурацкие видео про игрушки, понял?
– Ладно, мистер Свинюшкин.
– Джек, я серьезно.
Я поднялся в спальню. Из-за запертой двери в ванную доносился шум льющейся воды.
– Анна? – тихо позвал я.
– Да, – откликнулась она хриплым чужим голосом. – Я скоро.
Я присел на кровать.
– Как ты? – спросил я, когда она вышла и села рядом.
Анна пожала плечами. Лицо было мокрым от слез, глаза покраснели.
– Мы справимся, – сказал я, прижимая ее к себе.
Она кивнула и отвернулась, не желая, чтобы я видел, как она плачет.
– Обязательно справимся. Девяносто процентов случаев со счастливым исходом, ты помнишь? – сказал я, поглаживая ее по спине.
– Я все никак не могу поверить, – прошептала Анна. – Если с ним что-то случится, я этого не перенесу, я не выдержу, я просто хочу… – Она запнулась и вытерла глаза.
– Мы будем бороться – и победим, ты слышишь? Пока Джек будет играть, мы наведем справки про всех этих нейрохирургов из списка.
Анна прикусила нижнюю губу и покачала головой:
– Я не хочу вести его сегодня на площадку.
– Почему?
Анна взглянула на меня, прищурившись:
– Нельзя… не хочу рисковать.
– Анна, ты ведь его сейчас видела. Он носился по гостиной – и ничего. Мы должны жить так же, как раньше.
Снизу до нас доносился детский голосок: Джек все-таки смотрел эти идиотские видео, где пятилетний мальчишка играет со своими игрушками на камеру.
– Я предупредила Эмму, что он сегодня не придет.
– Ты с ней говорила?
– Написала сообщение.
– Она ведь ничего не знает?
– Конечно нет.
– Анна, мы должны жить обычной жизнью, словно ничего не произошло. Ради Джека. Ему не нужно знать о том, что он болен.
– Я тоже так думаю, но ведь он уже не маленький, – возразила она. – Нам все равно придется ему рассказать, когда он начнет спрашивать, зачем его так часто водят к доктору и почему он плохо себя чувствует.
Я принес из ванной салфетку и протянул ее Анне:
– Сейчас он чувствует себя хорошо. – Я снова присел рядом с ней и положил ладонь ей на ногу. – И требует тост с сыром. С особенным сыром.
Анна грустно засмеялась, хлюпнула носом и вытерла глаза и щеки салфеткой.
– Просто я боюсь: а вдруг он ударится головой?
И слезы снова полились по ее лицу, но теперь остановить их не смогли бы ни ворох салфеток, ни объятия, ни слова. Я молча обнял ее, чувствуя, как она сотрясается от рыданий, хватает ртом воздух.
– Почему мама плачет?
Мы резко повернулись: Джек стоял на пороге спальни.
Анна быстро вытерла глаза рукавом халата и судорожно вздохнула.
– Ну, ты ведь иногда расстраиваешься – вот и другие люди тоже иногда расстраиваются, – ответил я первое, что пришло мне в голову.
– Ты сделал маме что-то плохое? – спросил Джек, пододвигаясь к Анне.
– Ну что ты, вовсе нет.
– Папа, ты злишься, да?
– Конечно нет.
– А мама красная, потому что она злится, как пожарник в книжке?
Анна рассмеялась. Рыдания больше не душили ее, она почти успокоилась.
– Папа, пойдем со мной, я что-то тебе покажу.
– Пойдем. А мама присоединится к нам через пару минут.
Мы спустились в кухню. Там на столе лежали неровные, вырванные из буханки, куски хлеба, на каждом из которых громоздилось сооружение из сливочного масла и чеддера.
– Я сделал тост с особенным сыром.
– И правда. – Я потрепал его по макушке. – Ты молодчина, Джек.
– Папа, ты сейчас счастливый?
– Очень счастливый, Джек, – честно признался я.
Он принялся уплетать свое кулинарное творение, и в лучах утреннего солнца, пронизывающих кухню, казалось, будто его кудрявая головка сияет золотистым светом.
После обеда, когда Джек спал, а мы сидели в гостиной, раздался звонок в дверь. Я выглянул в окно и увидел миниатюрный «фиат» Лолы, припаркованный у дома.
– Ты ей рассказала? – спросил я у Анны.
– Нет.
– Тогда какого она…
Анна поднялась с дивана:
– Понятия не имею. Иногда она просто сваливается как снег на голову, ты же знаешь.
– А ты можешь ее спровадить?
Но Анна уже открывала дверь.
– Привет, крошка, – проворковала Лола.
Звонкие чмокающие звуки. Тишина.
– Что за поникший вид, дорогая?
Анна молчала. Я представил, как Лола сейчас вглядывается в ее лицо, пытаясь отгадать, что творится с подругой. Просто потому, что они вместе учились в школе, спали на соседних кроватях, а позже делили одну комнату в общежитии, Лола полагала, что прекрасно разбирается в хитросплетениях души Анны.
– Привет, Роб, – поздоровалась со мной Лола, войдя в гостиную. Она смотрела на меня, вопросительно вздернув брови, явно уверенная в том, что это я во всем виноват.
– А где Джек?
– Спит наверху, – ответил я.
Лола перевела взгляд на Анну, лицо которой напоминало застывшую маску.
– Анна, дорогая, в чем дело?
Она снова посмотрела на меня, и мне показалось, что я физически ощущаю ее раздражение: как же так, мы посмели что-то от нее утаить!
Я сглотнул и, сделав глубокий вдох, выложил ей все:
– Мы вчера узнали кое-что про Джека. – Мой голос задрожал. – В последнее время у него были проблемы с координацией, поэтому мы отвели его к врачу. Снимок МРТ показал, что у него в мозге… – Я просто не мог заставить себя произнести это слово. – У него в мозге какое-то нарушение.
В глазах Лолы мелькнуло непонимание.
– Нарушение? Какое? Что-то типа опухоли?
Ей это слово далось легко. Для нее оно было лишь набором гласных и согласных, а не ужасом, разрастающимся в мозге моего сына.
– Они считают, что да.
– О господи, бедняжка. Его будут лечить?
Лола придвинулась к Анне, сидевшей рядом с ней на диване, и обняла ее одной рукой за плечи.
