Он смотрел в окно, нервно барабаня ногой по широкому основанию барного стула. Я не хотел, чтобы он продал «Симтек». Дело было не только в зарплате, над которой так тряслась Анна. Для того чтобы воплотить в жизнь мою идею, нужны были репутация компании и завязки Скотта в деловом мире. В противном случае мне грозило повторение всего пути с самого начала: Анна снова купит мне костюм на свои деньги, и я буду обивать пороги, умоляя взглянуть на мой сомнительный бизнес-план.
– Если до пятницы я закончу код, можно мне сказать пару слов о дронах?
– Да чтоб тебя, Роб!
Скотт рассмеялся. Говорил он с таким сильным акцентом, что можно было подумать, будто он только что вернулся с собачьих бегов в Ромфорде.
– Хуан, – обратился он к бармену. Испанский у него был идеальный. – Как найдется минутка – принеси нам пару пива.
Тот кивнул, послушно наполнил два бокала и поставил их перед нами.
– Ну что ж, излагай. Я весь внимание, – сказал Скотт и сделал большой глоток пива. – Но сначала пообещай, что к пятнице ты напишешь код.
– Обещаю.
Он улыбнулся и тряхнул головой:
– Тогда давай про дроны. Моя любимая тема.
– Так вот, – начал я. – Как я уже говорил, за дронами – будущее. Производство дешевое, а использовать их будут повсюду: например, для доставки пиццы и заказов с «Амазона»; на стройплощадке, чтобы напоить рабочих чаем…
– Роб, давай без прелюдии, – перебил меня Скотт. – Я уже миллион раз это слышал. Сейчас ты начнешь говорить о незаменимости дронов в проведении поисково-спасательных операций.
– И это тоже. Но есть еще кое-что, о чем я не упоминал.
– Тогда продолжай.
– Персональные дроны.
– Персональные дроны?
– Да. Супердешевые, ультралегкие и сверхпрочные.
– Допустим, – сказал Скотт. – И что эти персональные дроны будут делать?
– В основном фотографировать.
– Фотографировать?
– Ну да. Ты же видел эти палки для селфи?
– К сожалению.
– Ну вот, эти летающие малыши, полностью управляемые с телефона, будут делать то же самое. Только представь себе: вот ты на свадьбе, и тебе нужно сделать групповой снимок, чтобы никто не остался за кадром; или в горах – и хочешь показать людям, как высоко ты забрался, какой потрясающий пейзаж вокруг… Или на стадионе, в толпе фанатов. Пару лет назад сделать такие фото было под силу лишь профессионалам со спецаппаратурой, а теперь это любой сможет – с помощью пятидолларового куска пластика.
Скотт задумчиво потер щетинистый подбородок:
– Ты и правда сечешь в этом, Роб, и сама идея, в принципе, неплоха, вот только слишком уж она…
– Какая?
– Специфическая.
– О палках для селфи тоже так говорили.
Его мобильный пискнул, и Скотт взглянул на часы:
– Вот черт, мне пора бежать.
– Совещание?
– Новая подружка.
– Ну-ну.
– Она русская. Симпатичная, но запросы у нее – будь здоров.
– Через полгода ты с тоски повесишься.
Скотт пробежал глазами по экрану своего ноутбука.
– Не очень-то гуманно, приятель, – сказал он, сгребая со стола ключи.
– Прости, это шутка была.
– Хотя, может, ты и прав. – Он махнул на прощанье Хуану. – Кстати, о тебе, говнюк, я мог бы сказать то же самое: ты обожаешь окучивать новую идею, создавать под нее проект, а потом – начинаешь подыхать со скуки.
– Что правда, то правда.
– Ну, все, – сказал Скотт и допил пиво. – Платить не нужно – у меня здесь счет. И ради бога, красавица моя, умоляю: напиши мне этот сраный код, ладно?
Хэмпстед-Хит
в том году ты впервые увидел снег, и мы пошли кататься на санках. взобрались на высокую горку, где катались ребята постарше, я посадил тебя перед собой, зажав между ногами, и мы понеслись вниз. ветер свистел в ушах, мы летели на бешеной скорости сквозь мириады снежинок, облеплявших лицо, словно тысячелетний сокол сквозь звездный космос. единственное, джек, о чем я жалею, вспоминая тот день, так это о том, что я не видел твоего лица. не видел твоего лица, когда мы мчались с горы.
5
Моросил мелкий, противный дождь. Мы стояли у подножия Монумента и смотрели снизу вверх на грязно-бежевую колонну, которая почти полностью сливалась с мрачной серой завесой. Единственное, что мы могли различить за блеклой пеленой дождя, – это позолоченное навершие, похожее на распустившую перья диковинную птицу.
Мы начали подниматься по винтовой лестнице. Джек бойко топал по ступенькам впереди меня. Его «мыльница» была надежно закреплена у него за спиной. Где-то на полпути я почувствовал прохладный ветерок и увидел наверху пятно бледного рыжеватого света.
Джека всегда, сколько я его помнил, тянуло забраться повыше. Сначала он с удовольствием карабкался вверх по лестнице или на чердак; потом, когда он стал постарше, мы вместе покоряли высокие здания, возвышенности, скалы – неважно, лишь бы открывался вид сверху.
Мы часто смотрели на Лондон с вершины Парламентского холма. Джек сидел у меня на плечах, барабаня пятками мне по груди, а я указывал на высотки и объяснял: это телебашня, там – «Огурец», а вон там – Кэнэри-Уорф.
Джек распечатал фотографии известных небоскребов: Бурдж-Халифы, Тайбэя 101, Шанхайской башни, башен Петронас – и развесил их над кроватью. Он говорил, что заберется на каждый из них.
На смотровой площадке никого не было. Она была на удивление узкая, огороженная по краю стальной сеткой; стены, кое-как оштукатуренные, местами облупились.
– Как дела в школе? Что сегодня проходили?
Джек еще не успел переодеться и был в школьной форме: серых брюках и зеленой рубашке поло с эмблемой начальной школы «Эмберли».
Он ничего не ответил: больше, чем мои вопросы, его интересовал вид внизу, который он никак не мог рассмотреть из-за высокой сетки.
– Джек?
Тогда только, устало вздохнув – словно ему было не пять, а все пятнадцать, – он выдал речитативом:
– Математика, чтение, письмо, физкультура.
И взглянул на меня:
– Пап, а почему он называется Монумент?
– Помнишь, я рассказывал тебе о страшном пожаре в Лондоне?
– Который был в стародавние времена?
– Да. Так вот, Монумент воздвигли в память тех, кто погиб в том пожаре.
– Зачем?
– Затем, что есть у людей такая привычка – строить что-нибудь в честь других людей.
