В какой-то момент Джек принялся рассматривать фотографии в своей простенькой «мыльнице», которую мы подарили ему на последний день рождения и с которой он никогда не расставался и держал ее всегда крепко, обеими руками, как мы ему показали («Это тебе не игрушка, Джек, а серьезная вещь»). Закончив снимать, он протирал экран обрывком туалетной бумаги и убирал фотоаппарат в футляр.
– Пап, – сказал Джек, аккуратно кладя камеру на кофейный столик. – А можно мне тост с особенным сыром?
Это был хлеб с маслом, пастой мармайт и ломтиками сыра. За несколько секунд в микроволновке сыр плавился, покрывая бутерброд гладкой корочкой.
– Конечно. Думаю, мама как раз его сейчас готовит.
– И тебе тоже?
– А мне не нужно, – ответил я. – Я просто слопаю твой!
– Ну не-е-ет! – Джек поглядел на меня и закатил глаза. – Если ты съешь мой тост, то я сделаю тебе что-то плохое.
– Это что же, интересно?
– Мм… – Джек прижал палец к губам. – Ты тогда пойдешь спать, и… и…
Он изо всех сил старался придумать настоящее наказание. Я вопросительно поднял брови.
– И не будешь смотреть футбол! – выкрикнул Джек с победоносным видом.
– Ну и дела, – протянул я и озадаченно потер подбородок. – Что ж, ты выиграл – сам ешь свой тост.
Его лицо засияло от счастья, и я пошел на кухню – проверить, готово ли его лакомство. Анна резала тост на квадратики.
– Он в порядке?
– В полном.
– Я так и не поняла, что это было.
– Анна, он просто упал с велосипеда. С детьми такое случается.
– Но выглядело это так, словно он отключился. И он сказал, что почувствовал себя странно.
– Внимание ослабил на секунду, вот и все. Он ведь только недавно научился кататься, ему пока сложно.
Было очевидно, что мои слова Анну не убедили. Она дала мне тарелку с квадратиками, и я понес ее Джеку.
Этот тост – единственное, что умел готовить отец. Он мог делать все, что угодно, по хозяйству, но повар из него был никудышный. Если мы оставались дома вдвоем – мама убирала офисы в Сити, – то мой обед состоял из тоста с особенным сыром. Отец готовил его идеально: слегка поджаренный, еще горячий хлеб он сначала мазал маслом, затем – тонким слоем мармайта и, положив сверху несколько почти прозрачных ломтиков сыра, отправлял его в микроволновку на тридцать секунд. Однако сам никуда не уходил, а все эти тридцать секунд, облокотившись о стол, смотрел на тост и ждал ключевого момента, когда сыр полностью расплавлялся, но еще не начинал пузыриться.
Когда мама умерла, пришла моя очередь заботиться о нем. Каждый вечер отец молча садился за стол, где перед ним, на маминой салфетке для столовых приборов, лежали ее нож и вилка, и начинал плакать, и все, что я мог для него сделать, – это приготовить ужин, как раньше мама.
– Спасибо, лапушка, – говорил он, когда я ставил перед ним тарелку с тостом.
«Лапушка» было его излюбленным обращением. Конечно, в присутствии моих друзей или посторонних он называл меня «дорогой» или «сынок», но наедине – только «лапушка».
И вот в течение года я готовил ему ужин: размораживал пиццу, разогревал его любимые блинчики и пироги с мясом. А каждую пятницу, когда он возвращался после дневной смены, радовал его двумя тостами с кетчупом на гарнир.
Я смотрел на Джека: он жевал тост, слегка измазавшись томатным соусом, и все так же беззвучно произносил названия команд. Как же он был похож на отца! Он ел так же аккуратно и вдумчиво, а когда прислушивался, то точно так же наклонял голову набок.
Иногда я представлял их вместе. Представлял, как отец сажает Джека верхом себе на живот, как сажал когда-то меня; как мы втроем болеем за «Вест-Хэм»; как Джек, устроившись на пассажирском сиденье отцова такси, говорит по рации с диспетчером. Я так и видел, как отец хвастается всему миру: «Это мой внук!»
– Приятель, я не шучу: не вздумай снова заводить песню про эти свои дроны, меня от них уже блевать тянет.
Мы со Скоттом сидели в баре под названием «Корабль». Мы часто встречались здесь, чтобы обсудить рабочие дела. Днем бар был почти пуст, и мы спокойно могли расположиться с ноутбуками за одним из огромных столов, устроив временный штаб. Из-за деревянной обшивки стен казалось, что ты и вправду на корабле, тогда как замызганные оконные стекла наводили на мысль, будто тебя ненароком занесло в церковь.
– Тут вот в чем дело…
– Нет.
– Скотт, я реально продвинулся…
– Роб, умоляю, не начинай…
– Я оплачу твою выпивку, если ты дашь мне пять минут.
Скотт захохотал и хлопнул ладонью по столу:
– Да никакая выпивка в мире не возместит мне пять минут моей драгоценной жизни, потраченные на выслушивание твоей чуши!
– Иди в жопу.
Хоть мы со Скоттом и провели детство в одном районе и оба учились в Кембридже, до того собеседования в «Симтеке» мы ни разу не встречались. Мы еще шутили, что, видимо, просто обитали в параллельных реальностях. Скотт был единственным выпускником Кембриджа на моей памяти, который закупался нижним бельем на Ромфордском рынке и на каждый, вплоть до восемнадцатого, день рождения получал торт в виде футбольного мяча с эмблемой «Вест-Хэма».
– У нас есть дело и поважнее. Мне действительно нужен этот код, – произнес Скотт.
Я тут же полез в телефон, делая вид, что получил важное письмо. Мы договорились, что я напишу кое-какие скрипты для одной китайской компании, которая выпускала онлайн-карты, но работа у меня шла ни шатко ни валко, и Скотт об этом знал.
– Я помню, Скотт, помню. Видишь ли, написать его оказалось сложнее, чем я думал.
– Тогда поручи это Марку.
– Марк застрянет точно так же.
Скотт хотел, чтобы кодом занимались программисты в Бельгии, но я убедил поручить эту задачу мне.
– Да, но он там не один – их шестеро, – возразил Скотт.
– Да, но в программировании принцип «чем больше – тем лучше» работает далеко не всегда.
Я пустил в ход свой козырь: Скотт был гениальным бизнесменом, но в кодировании он не смыслил ровным счетом ничего, и тут-то я и мог поставить его на место. Скотт вздохнул и крутнулся на стуле.
За последнее время на лице Скотта появилось несколько новых морщин. Я знал, что он хочет поскорее избавиться от компании. Он все еще не оправился от кризиса и собирался, по его словам, «кое-что поменять». Потому-то он и торопил меня с кодом – чтобы впечатлить потенциального покупателя.
– Слушай, Роб, ты отличный парень, и мы уже долго работаем вместе. Я никогда не придирался к тебе, предоставляя полную свободу, но сейчас другой случай. До конца недели код должен быть у меня, ты понял?