Он брезгливо выпятил губы, не разжимая их. Яну очень позабавила эта гримаса. Кроме неприязни и отвращения эта гримаса диковинным образом выражала нечто позитивное. В нее Руденко умудрился вложить все свое неоднозначное обаяние, фундаментом которому служила его уверенность, что уж он-то знает в жизни толк и в людях разбирается. Он снова не ошибся, проявив чудеса психологической диагностики, а следовательно, жизнь имела смысл. И такой простой парень, как он, мог разгадать ее задумки, мог легко пройти по ее лабиринту и выйти к свету.
— Думаю даже, он знает, кто убил Галкину, — продолжала Яна подогревать оптимизм Руденко, — но что-то его удерживает от признания…
— Ну, хмырь, — покачал головой лейтенант.
На этот раз Руденко как бы разводил по разные стороны баррикады таких подозрительных и ненадежных при всем их лоске и образованности личностей, как Браницкий, и таких, не хватающих с неба звезд, но солидных и правдивых людей, как он сам.
— Так надо его встряхнуть как следует! — вскипел он.
— Так его нет дома. Кстати, он же говорил, где работает, — Яна посмотрела на Руденко.
— Я сам этим займусь, — лейтенант вдруг стал суетливым, и Яна поняла, что теперь ему не терпится проститься, дабы заняться Браницким.
Он жаждал проявить себя.
— Так позвони ему прямо сейчас, — Яна кивнула на телефонный аппарат.
— Позвоню с работы, а потом тебе перезвоню, — неловко улыбнулся Руденко.
— Хорошо, — вздохнула Яна.
Придя домой, Яна дала себе отдых. Примерно через час ей позвонил Руденко, сказал, что узнавал о Браницком, тот уехал в командировку в Самару. Вернется только через два дня.
— Как назло! — воскликнул он. — Ну ничего, приедет, я с ним поговорю.
Его голос звучал угрожающе. Яна зевнула и повесила трубку. Понятно, лейтенант хочет присвоить все лавры себе, выпендриться перед начальством, вдруг повысят в звании. Яну в этом деле меньше всего интересовал меркантильный аспект, она чувствовала себя обязанной раскрыть убийство девушки, ибо испытывала угрызения совести. Займись она раньше делом Галкиной, поверь она в то, что та говорила о слежке за ней, девушка, возможно, была бы жива.
К вечеру Яна стала чувствовать беспокойство. Видение, представившее ей беседующих Антона, Ваксмахера и кого-то третьего, не выходило у нее из головы. Когда время стало приближаться к восьми, она нахлобучила парик, взяла Джемму за поводок, поймала машину и отправилась в «Мадрид». Собаку она оставила сидеть на газоне на приличном расстоянии от кафе.
Войдя в кафе, она с радостью отметила, что за стойкой тот самый русоволосый широкоскулый парень, которого она уже «видела». «Как-будто этот парень является гарантом того, что видение воплотится», — усмехнулась Яна. Она заняла столик, сидя за которым, ей было было бы удобнее наблюдать что происходит за соседним столом. Возможно даже, не просто наблюдать, а слушать. Яна поправила парик и стала ждать. Есть от волнения она не могла, но все же заказала салат с креветками. Яна неотрывно смотрела на дверь, ей даже стало казаться, что сила ее ожидания должна материализоваться в тех, кого она ждала.
Прошел примерно час, а Антона с Ваксмахером не было. Она уже начала думать, что вероятно, это тоже не «тот» вечер, как дверной колокольчик звякнул в который раз, явив изумленной и обрадованной Яне Ваксмахера и Антона. Их фигуры, тут же подпавшие под волшебство рассеянного красноватого света, протиснулись в зал. «Есть!» — Яна едва не вскрикнула от радости. Как раз в это время парочка за соседним столиком расплатилась за ужин и направилась к выходу. Антон показал Михаилу Анатольевичу на освободившийся столик. Они уселись, подождали, пока «тореро» уберет грязную посуду и сделали заказ.
Только сейчас Яна поняла, что сделала ошибку, сев за стол лицом ко входу. Конечно, с этого места было удобно наблюдать за «соседями», но не было слышно, о чем они говорят, к тому же, если бы она устроилась к ним спиной, ее сложнее было бы узнать. Впрочем, об этом Милославская могла бы не беспокоиться: Засурский и Ваксмахер были настолько сосредоточены на самих себе и, как предполагала Яна, на предстоящей встрече с незнакомцем, что не обращали на соседние столики никакого внимания. Так что Яна без особого риска быть узнанной пересела спиной ко входу. Теперь она располагалась почти вплотную к стулу, на котором сидел Антон.
— Ну, и где же он? — услышала она его голос.
— Придет, Антоша, не дрейфь, — ответил Ваксмахер, — Проша такого дела не упустит. Из этого же можно раздуть такую бомбу!
— Во-первых, — со стальными нотками в голосе произнес Антон, — раздувают мыльный пузырь, а бомбу взрывают, а во-вторых, я тебе уже объяснял, что этого как раз нельзя допустить. Во всяком случае, пока.
— Нельзя, нельзя, — согласился Ваксмахер. — Кто же говорит, что бомбу будут взрывать прямо сейчас. Проша придержит все до поры до времени, а когда мы позволим — пустит в ход. Он ушлый парень, не зря же столько лет в журналистике…
— А если он сделает это раньше? Ты представляешь, Миша, что тогда может случиться?!
— Не дрейфь, я же сказал, Проша у меня на крючке. Я его зацепил за жабры, как дурную баклешку.
Они еще пару минут потягивали что-то молча из высоких фужеров.
— Добрый вечер, — нарушил их молчание незнакомый Яне голос.
Она слегка повернулась к проходу и увидела, как над столиком Антона и Михаила склонился русоволосый субъект с бородкой и усами, скорее походившими на недельную щетину. Прическа на прямой пробор открывала высокий, но довольно узкий лоб, глубоко посаженные глаза беспокойно бегали под прямыми бровями, а мясистый нос, казалось, вынюхивал где чем можно поживиться.
— Познакомься, Антон, — Представил его Вакмахер, — это Леонид Павлович Пронин. Можно Леня или Проша, — с усмешкой добавил он. — Садись, Леонид.
— Сесть мы всегда успеем, — Пронин хитро усмехнулся в усы и пристроился по соседству с Ваксмахером. — Угостишь чем-нибудь? — он скосил глаза на Михаила.
— Что-нибудь придумаем, — он жестом подозвал официанта. — То же самое, только на троих.
Милославская снова отвернулась, машинально ковыряя вилкой недоеденную рыбу. Сейчас она представлялась себе огромным ухом, или чувствительным микрофоном, улавливающим самые тонкие нюансы и оттенки беседы, происходящей за соседним столом. Она понимала, что должно быть сказано нечто важное, прольющее свет на убийство Жени Галкиной, поэтому была внимательной вдвойне.
— Так какие проблемы, ребята? — Яна услышала, как кто-то щелкнул зажигалкой, скорее всего Пронин, который, опустошив свой бокал, решил закурить.
— Проблемы скорее у тебя, — слегка осадил его Ваксмахер, — но мы ребята добрые, можем дать тебе шанс выкрутиться. Есть одно дельце, — он понизил голос и Милославской пришлось еще больше напрячь слух, — сделаешь все как надо — прощу тебе долг. Да еще сможешь тиснуть статеечку в свою газетенку. Ну как?
