— Том, положи лопату, — приказала шериф.
— Сперва вели это ему, — ответил Том Алманд. — Он вошел сюда и напал на меня.
— Неправда, — отозвался Манфред.
— Посмотрите на него, он же придурок. А я местный!
— Том, положи лопату. Немедленно!
— Здесь человеческое тело, — заявила я. — Человеческое тело, сейчас!
Я просто хотела, чтобы меня ясно поняли. Хотела, чтобы этого козла Тома Алманда убрали с моего пути.
Манфред отступил от Тома еще на два шага и положил заступ на пол.
И Том ринулся на Манфреда, занеся лопату, чтобы ударить.
Помощник шерифа выстрелил первым — и промахнулся. Шериф Рокуэлл ухитрилась попасть Тому в руку, тот завопил и рухнул.
Мы с Толливером стояли у стены, пока помощник шерифа ринулся вперед, чтобы позаботиться о Томе, у которого текла кровь, а Манфред упал на колени, сжимая руками голову — не в знак того, что сдается, а потому что был ранен в голову.
Мы двинулись было вперед, чтобы помочь другу, но шериф крикнула:
— Назад! Не наступайте на место преступления!
И мы подчинились.
Она вызвала по рации «скорую помощь» и, когда лопату убрали туда, где Том Алманд не смог бы до нее дотянуться, надела на него наручники, несмотря на его окровавленную руку. Потом тщательно его обыскала. Никакого оружия. Шериф зачитала Тому Алманду его права, но он не ответил. Его лицо было таким же бесстрастным, как прошлым вечером в церкви. Этот человечек мысленно пребывал в каком-то другом месте.
— Вы все еще чувствуете тело? — спросила шериф, закончив с этими делами.
У меня ушла секунда на то, чтобы осознать, что она обращается ко мне, настолько меня захватило напряжение только что случившегося, страх, что Том Алманд снова на кого-нибудь нападет, возможность, что Манфред серьезно ранен. Меня ничуть не беспокоила раненая рука Тома. Я только обрадовалась бы, если бы он истек кровью до появления «скорой».
— Да, — сказала я. — Там есть очень свежее тело. Могу я показать вам, где именно?
— Как близко вы должны подойти к этому человеку?
— Я должна подойти к первому стойлу.
— Хорошо, идите.
Очень осторожно я обошла двоих раненых мужчин и представителей закона, чтобы добраться до входа в стойло. Я шагнула на грязную солому и начала пинками разбрасывать ее. Солома все время падала обратно, поэтому я стала собирать ее пригоршнями и вышвыривать через стенку стойла.
— Толливер! — позвала я.
Он немедленно очутился рядом и стал помогать.
Тут пригодились бы лопата или заступ, но я понимала, что лучше не предлагать ими воспользоваться.
— Кажется, там задвижка? — спросила я.
— Хотел бы я, чтобы у нас был фонарь, — ответил Толливер — и фонарик упал на пол рядом с нами.
Такой фонарик носила на поясе шериф Рокуэлл.
Толливер включил его и направил свет на доски у нас под ногами.
— Здесь люк, — сказал он, и помощник шерифа выругался.
Думаю, он был среди тех, кто обыскивал амбар. Том засмеялся, и я посмотрела на группу напряженных людей в амбаре. Помощник шерифа готов был за здорово живешь пнуть его в голову — это было ясно видно по позе полицейского. Я слышала, как вдалеке приближается «скорая помощь», и хотела открыть люк, прежде чем она сюда доберется и суматоха усилится.
Толливер быстро нашел щеколду. Она была очень крепкой, думаю, чтобы устоять, если в люк начнут колотить снизу.
Чтобы его открыть, нам и вправду понадобилась лопата, и, не спрашивая разрешения, Толливер пересек амбар, чтобы взять лопату Манфреда. Мы просунули лезвие в маленькую щель и использовали лопату как рычаг. После того как Толливер слегка приподнял крышку люка, я держала лопату здоровой рукой, а Толливер тем временем схватился за край крышки люка и распахнул ее. Она была очень тяжелой, и тут же выяснилось почему — ее изнанка была щедро снабжена изоляцией, которая заглушала любой звук, доносившийся снизу.
Я посмотрела вниз, в открывшуюся под люком яму, примерно шесть на шесть футов. Может, в высоту даже восьми футов; в нее можно было спуститься по крутой деревянной лестнице. Труп Чака Алманда лежал у подножия этой лестницы. Глаза его смотрели вверх, на нас. Мальчик выстрелил себе в голову. В первую очередь бросалось в глаза, как изуродована была голова Чака.
За трупом к стене был прикован голый мальчик с заклеенным скотчем ртом. Он скулил через скотч и смотрел через плечо, вверх на нас с выражением, которое я никогда больше не хочу видеть. Он был забрызган кровью Чака и, полагаю, своей — его покрывали порезы, кровь запеклась и стала черной. Порезы опухли, покраснели, воспалились. На нем не было никакой одежды, и он пробыл в яме с трупом всю ночь.
Я выбежала из амбара, и меня вырвало. Один из водителей «скорой помощи» бросился, чтобы проверить, как я, но я просто махнула рукой, показывая на амбар.
Спустя несколько минут вышел Толливер. Я прислонилась к деревянной стене с облезшей краской, желая быть где-нибудь в другом месте.
— Он убил себя, чтобы ты его нашла, — сказал Толливер. — И выяснила бы, что делает его отец.
— Да, чтобы имелся труп, который я могу найти, — откликнулась я. — О господи, он рискнул, имея такой маленький шанс. А если бы я не вернулась?
— Если бы Манфред не решил, что должен снова проверить амбар?
— Как ты думаешь, Том Алманд знал, где находился Чак все это время, с тех пор как сообщил о его исчезновении?
— Нет, но, думаю, у него не было шанса прийти сюда и проверить. Тома вынудило сообщить об исчезновении Чака то, что другой консультант попросил увидеться с мальчиком.
— Никогда больше не хочу видеть ничего подобного, — содрогнулся Толливер.
— Он пожертвовал собой, — прошептала я. Мне никак не удавалось собраться с мыслями. — И почти… почти зря.
— Он не думал здраво, — заметил Толливер, что было огромным преуменьшением. — И ему было всего тринадцать.
Мимо пронесли носилки, сперва с лежащим на них Манфредом — лицо его было бледным как смерть, глаза открытые и пустые.
— Манфред! — окликнула я, просто желая, чтобы он знал — кто-то знакомый рядом. Знал, что он сделал.
Но лицо его не изменилось.
Следом появился Том Алманд с закрытыми глазами, с губами, сложенными в странную улыбку. Теперь он был прикован к носилкам за здоровую руку, раненая рука была забинтована. Я надеялась, что его хорошенько подстрелили. Интересно, и вправду ли шериф Рокуэлл метила в руку? Момент был тревожным, но, с другой стороны, полицейских тренируют попадать в цель.
Может, и к лучшему, что ему попали в руку. Может, выжившие люди, которым он причинил самую страшную боль, смогут извлечь какую-нибудь пользу из суда над ним и приговора. Его, конечно же, будут судить и приговорят. А мы сможем следить за этим по национальным новостям. Средства массовой информации любят следить за процессами над серийными убийцами, гомосексуал ли убийца или гетеросексуал, черный, белый или мулат. В этой области — никакой дискриминации.
