— Но мы-то знаем: Тоби безобидный!
— Мы — да. Потому и отец твой рассказал Коулмену про два неисправных ружья. Чтоб не думали, будто Тоби вооружён.
— И не застрелили его, — выдохнула я. Легла навзничь, добавила: — Хоть бы он был сейчас далеко-далеко!
— И я на это надеюсь, Аннабель. Да только у них — ищейки.
Можно было не продолжать. Я и без того представляла свору, рвущуюся с поводков, давящуюся лаем, волокущую хендлеров в самую глушь.
— Мама, я в школу хочу.
Мама вздохнула:
— Нельзя в школу, Аннабель. Офицер Коулмен приказ издал: всем запереться по домам, пока Тоби не схватят.
Я снова резко села:
— Что?
— Коулмен опасается, что Тоби кого-нибудь ранит. Или это сделают полицейские. По ошибке. В общей неразберихе. Вдобавок Коулмен считает, что Тоби может укрыться на какой-нибудь ферме.
— Нельзя же запереть каждый курятник и сарай!
— Это верно. Только, по их мнению, Тоби не кур с цыплятами станет в заложники брать.
— В заложники?
Я вскочила с постели:
— Они с ума сошли! Мама, это всё началось с Бетти! Она Тоби оговорила! Будто бы он Руфь ранил. Будто её саму в колодец спихнул. Почему ей верят? Это же глупо. Это неправильно, мама!
— Аннабель, адвокатик ты мой в ночнушке! Твоё мнение никого не интересует. Мы бессильны. Бетти показаний не изменит — понимает, что опровергнуть их невозможно. Все её жертвой считают. И я, Аннабель, людей не виню. С какого боку ни глянь, Бетти — жертва, а Тоби — злодей.
— Значит, запрёмся в доме и будем ждать, пока Тоби поймают?
— А куда деваться? Таков приказ. Всех женщин с детьми — под замок. Всех мужчин — на охоту.
«Всех? — подумала я. — Нет, это уже слишком!»
— В смысле папа сейчас… охотится на Тоби? Мама опустила взгляд:
— Ничего другого ему не оставалось. Но не забывай: твой папа заявил, что Тоби безоружен. Может, он и опасен, но всё ж не так, как человек с исправным ружьём. Полиция настоятельно просила о помощи всех взрослых мужчин. Они, мол, в здешних лесах ориентируются, а полицейские — нет. Что до ищеек, так тут кругом следы Тоби, ищейки, прежде чем разберутся, ещё по буеракам покружат впустую. Сейчас, Аннабель, Тоби ищут всего несколько полицейских и целая армия местных. У них вместо оружия — свистки. Стрелять никто не хочет. Вдобавок боятся, как бы Тоби ружьё у кого-нибудь не отнял.
— Что за прок от свистков?
— Как же! Увидит фермер Тоби — и давай свистеть, чтоб подмога прибежала.
Хороша картина: толпа фермеров со свистками. Уж конечно, нашлись такие, кто прихватил настоящее оружие. Наплевал на приказ. Да тут года не проходит, чтоб на охоте человека случайно не подстрелили. Нетрудно представить, чем может закончиться такая охота.
— Слава богу, мама, что Джеймс и Генри ещё малыши. Что их не втянули. И что не пустили оболтусов вроде Энди. Которым лишь бы пальнуть.
— Слава богу, что дедушка твой уже старик, только на то и годится, что в фургоне сидеть с термосом кофе, — подхватила мама.
Я достала из шкафа брюки и свитер.
— Им бы тётю Лили — да на поводок. Да перчатку Тоби ей под нос — пускай нюхает.
— Тише, Аннабель! — Мама попыталась скрыть улыбку.
Но я и сама осеклась — услышала эхо собственных слов.
— Мама, надо спрятать дедушкино полупальто, в котором Тоби ходил. И перчатки. Уж они точно его запах впитали.
На сей раз мама улыбнулась:
— Думаешь, ищейки станут вынюхивать у нас в сенях?
— Кто их знает? Вполне возможно. А ведь ищейки, мама, даже после дождя след берут. Даже если человек по реке плыл. Даже если вообще земли не касался — если, например, его на носилках несли.
— Откуда ты знаешь?
— Тоби сказал.
Мама нахмурилась:
— Интересно, откуда он знает.
— Да какая разница! Главное, Тоби только вчера сидел у нас на кухне! Ищейки от коптильни сюда примчатся, потом в амбар, оттуда в лес.
Мама поднялась:
— Боже, боже! Чем дальше, тем страшней.
Пока я одевалась, пока причёсывалась и заправляла постель, мы обе молчали.
— Они его вычислят, — наконец прошептала я. — Поймут, что Тоби и Джордан — одно лицо.
— Думаешь? — Мама расправила на покрывале последние складки. — Пожалуй, ты права, Аннабель. Но это только если ищейки сюда прибегут. Самый свежий след ведёт от амбара к лесу. Не должны бы ищейки к дому завернуть.
— А я всё-таки спрячу дедушкины вещи. Вот в этом шкафу.
— Спрячь, милая. Это будет нелишне.
Мы спустились в кухню. Начинался нелепейший день. Предполагалось, что мы проведём его в четырёх стенах. Что собственный дом станет нам тюрьмой.
Глава двадцать пятая
Бетти Гленгарри умерла тем же утром, в десять часов восемнадцать минут. Мы узнали об этом только через час. К телефону подошёл Генри.
— Мам, это миссис Гриббл.
Мама взяла трубку, прикрыла ладонью микрофонное отверстие и спросила Генри:
— Что ей надо?
— Не знаю. Может, нам кто-то звонит, а она решила сначала тебя спросить. Вдруг ты не захочешь разговаривать?
Мама приложила трубку к уху:
— Здравствуйте, Энни.
Миссис Гриббл заговорила своим особым, «новостным» тоном — громче обыкновенного, деловито, но как бы нехотя. Вот, дескать, сообщаю важные сведения исключительно по долгу службы. Слов я не могла разобрать.
Мама с минуту слушала молча, затем охнула. Свободная её рука взлетела к лицу, закрыла щёку.
— О нет! Как же так? Какое несчастье. Вы не путаете?
Мама к разряду плакс не относилась. Не заплакала она и после известия Энни Гриббл, но выражение лица было хуже всяких слёз. Я подумала: Тоби убит. Ощутила одновременно и жар, и озноб. Генри стоял рядом. От него пахло кленовым сиропом и самую чуточку — псиной. Много бы я дала, чтобы поменяться с ним местами.
— Да, я ему скажу, — говорила в телефон мама. — Он с моим Джоном сейчас где-то в лесу. Ищеек привезли — вы, наверно, знаете. Так вот, все ушли. Как только вернутся — я всё, всё передам. Спасибо, Энни, что позвонили. До свидания.
Мама повесила трубку. Её рука двигалась к рычагу медленно-медленно, будто это не был простейший из жестов.
— Он умер? — выдавила я.
— Нет. Бетти умерла. От заражения крови. Врачи ничего не смогли сделать.
Мама опустилась на ближайший стул. Генри чуть подался ко мне. Теперь я слышала его дыхание.
