Мама подняла скалку:
— Скажу, что на днях будет тебе пирог.
— Обязательно позвони в колокольчик, как только папа и мальчики вернутся!
С этими словами я выскочила на крыльцо, обежала дом, подхватила и взвалила на плечо наволочку. Ощущая себя немножко бродягой-сезонником, я направилась к лесу, а уже оттуда — к амбару. Крюк пришлось дать на тот случай, если мама сейчас приникла к окну — если следит, вправду ли я пошла искать Бетти.
Лошадки на меня уставились. Думали, я им яблок принесла. Сообразив, что угощения не будет, они снова принялись щипать траву.
— Свои! — сообщила я и полезла по лестнице.
На сей раз Тоби не только выбрался из укрытия, но и подполз к краю сеновала:
— Не ждал тебя так скоро, Аннабель.
— Я принесла ещё еды. Скоро поисковая группа вернётся — тогда я уже вряд ли к вам вырвусь. — Я вынула банку с супом и свёрток с рогаликами. Вручила Тоби ложку. — Обедать пора.
Тоби ел — как молился. С благоговением. Растягивал процесс. Зачерпывал суп медленными движениями, последние капли просто допил. Надкусил рогалик, а там сюрприз — подтаявшее масло. Тоби издал короткий смешок. Сам от себя такого не ожидал, мигом смолк, смутился. Никогда не слышала, как он смеётся. Даже улыбки его не видела.
Тоби прикончил рогалики, завинтил на пустой банке крышку:
— Спасибо, Аннабель.
— Пожалуйста.
Он повёл глазами на мою наволочку:
— Что это ты притащила?
Я развязала узел, вынула книжку:
— «Остров сокровищ».
Книжка была в мягкой обложке и ужас какая потрёпанная, но Тоби, прежде чем взять её, тщательно отёр руки о штаны:
— Спасибо.
— Пожалуйста, — повторила я. — За тюками есть ещё одна дверь, в ней нижняя часть открывается, свет поступает. Там вам будет удобно читать.
Тоби кивнул.
— Можно вас спросить?
Он вскинул брови:
— Ты уже спросила.
С улыбкой я стукнула себя по лбу:
— И впрямь!
Вместо того чтобы продолжать, я замялась. Стало вдруг очень неловко.
— Тоби, вы только не подумайте — мне ваши волосы очень даже нравятся. Они красивые.
— Спасибо. — Тоби выглядел озадаченным. — А где же вопрос?
— Понимаете, у меня тоже были длинные волосы, но они постоянно запутывались. Бывало, мама чешет-чешет, всю шею мне раздерет гребёнкой…
Тоби слушал молча.
— А потом тётя Лили взяла да и постригла меня. Я в то утро была в курятнике, пришла — в косы перья набились, вот тётя Лили и рискнула. Маму сначала чуть удар не хватил, а потом ей даже понравилось. Ты, говорит, теперь на Амелию Эрхарт
[9] похожа.
— Ну да, что-то есть, — согласился Тоби.
— Поэтому я и хотела сделать вам стрижку. Можно? У меня и ножницы с собой. Но вы ничего такого не думайте. У вас очень красивые волосы.
Вот же заладила: красивые да красивые. Просто как идиотка. Тоби оттянул прядь, как бы измеряя длину.
— Зимой с такой гривой теплее, Аннабель.
— А я вам шарфик свяжу. Взамен.
Чуть не ляпнула: «Только сначала вязать научусь».
— Зачем это вообще?
— Что зачем? Волосы стричь?
Тоби кивнул.
— Затем же, зачем и бороду. Чтобы чувствовать себя опрятным. Я, например, очень люблю, когда я опрятная. Мне тогда легко-легко. И волосы в глаза не лезут.
Я говорила правду. Только об одном умолчала: из-за длинных косм лица Тоби было почти не видно. Он будто выглядывал сам из себя.
— А потом, как пострижёмся, — добавила я, пока остатки храбрости не иссякли, — вы можете помыться из бака и переодеться в чистое. — Я достала мыло, полотенце, бельё, брюки и рубашку и отступила на шаг.
— Стало быть, я очень грязный?
Тоби вытянул руки вперёд. На левую — сморщенную, скрюченную — было больно глядеть.
— Нет, вовсе нет, — зачастила я. — Простите, Тоби. Я не то имела в виду. Просто ведь хорошо быть…
— Опрятным, — подсказал Тоби.
— Да. Опрятным.
Вот ещё раз это слово повторю — точно Тоби меня с сеновала сбросит. Тоби с минуту раздумывал, наконец произнёс:
— Будь по-твоему.
И я взяла ножницы. Сначала я стригла Тоби кое-как — лишь бы поскорее избавиться от этих косм. Собрала настриженное в кучку — после в лесу где-нибудь зарою.
Худшее осталось позади. Я принялась подравнивать волосы. Чтобы выглядели опрятно. Никогда этим не занималась, только за мамой наблюдала, когда она стригла Генри и Джеймса. Как именно должно быть, я представляла, но про себя радовалась, что не взяла зеркало.
На выходе я получила нового Тоби.
— Вы теперь будто ваш родной брат, — сказала я.
Имела в виду: вот каким вы, оказывается, можете быть. Но Тоби помрачнел:
— У меня нет брата.
— А сестра есть?
Он покачал головой. Я загнала любопытство поглубже:
— Приступим к бороде, Тоби.
Он запрокинул голову.
— Только слишком коротко не надо, ладно?
— Не волнуйтесь.
Едва я занесла над ним ножницы, раздался звон колокольчика.
— Ой, мне пора бежать. Папа вернулся. Придётся вам самому с бородой управляться.
Тоби резко поднялся:
— Если её нашли, ты ведь мне сообщишь?
— Конечно. А пока будьте осторожны. — Я запихнула в карман ложку и банку из-под супа. — Мало ли кто может явиться в амбар. Лучше вон там, за тюками, спрячьтесь. Я, как вырвусь, сразу к вам.
Оказавшись внизу, я подняла голову. Тоби стоял возле перил, смотрел на меня. Если б я лично его не стригла, ни за что не узнала бы — так он переменился.
Глава семнадцатая
Конечно, я ожидала, что с папой, дедушкой и мальчиками явятся несколько соседей. Но чтобы целая толпа… Двор заполонили собаки всех размеров и мастей. Шлёпали языками, жадно лакая воду и похлёбку, теснясь по две и по три возле одной миски. Сени были завалены грязными сапогами и ботинками. На полу расплывались лужи, желтела липкая глина. В кухне, вокруг стола, сгрудились озябшие, уставшие мужчины, все, кроме одного, разутые. Брюки у них промокли до колен. Что говорить о носках! Единственным, кто не разулся, был полицейский из департамента штата. Высоченные его сапоги лишь в нескольких местах заляпала грязца — значит, в поисках он не участвовал. При каждом движении на нём скрипело всё кожаное — пояс, сапоги, кобура, подбородочный ремешок фуражки. К поясу крепился патронташ со множеством длинных патронов. Ручка револьвера была гладкая, деревянная — почти красивая; униформа — новенькая, хрусткая. Только на бёдрах по-дурацки оттопыривались карманы. Вот, значит, что это такое — галифе.
