— Это я, Аннабель, — шёпотом позвала я, приблизившись к лестнице.
Тоби не ответил. Я полезла вверх. Ведро было тяжеленное, ручка резала пальцы. Наконец-то сеновал. Последним усилием я подняла ведро, поставила на сено и выкарабкалась сама.
— Тоби?
Он словно вырос из-за горы тюков. Он был уже без плаща и казался худющим, как медведь по весне. Шляпа больше не бросала тень на его лицо, и я увидела, что глаза у Тоби синие.
— Здорово вы спрятались, — похвалила я. — Есть хотите?
Тоби качнул головой:
— Не особо. Вяленым мясом перекусил.
— Тут у меня для вас булочки, джем, морковка и колодезная вода. И кофе. Только его лучше сразу выпейте, не то вконец остынет. После ужина ещё принесу.
Пока я говорила, Тоби ни шагу ко мне не сделал. Я стояла на самом краешке, возле перил. В смысле возле поручня, который удерживался на паре-тройке опор. А балясин не было. Для человека с боязнью высоты такая конструкция — почти что ничего.
— Я и воды потом принесу, Тоби. Но, может, вы заметили — там, внизу, стоит цистерна с насосом. Это чтоб вам помыться. Только дождитесь темноты. Или, если не хотите ждать, можно и сейчас. Прямо за выпасом есть ложбина, а в ней — родник. Вода очень чистая. Холодная только.
Наверно, думала я, Тоби привык к холодной воде. Где же ему мыться и стирать одежду, кроме как в ручье возле коптильни? Правда, плащ от многолетней грязи заскорузлый, будто не из ткани сделан, а из коры. Хорошо, что Тоби его снял. Без плаща он выглядит почти прилично, вот только волосы и борода очень уж длинные, неряшливые.
— Но если не хотите спускаться…
Я подвинула ведро к тюку, который Тоби мог использовать как пуф. Он приблизился боком, словно бездомный пёс, не знающий, зачем его подзывают.
— Ой! А ножик-то я и не взяла! Джем намазать нечем.
Тоби достал из кармана складной нож. Сел на тюк, разрезал булочку вдоль. Снял с банки ленточку, надавил рукоятью ножа на крышку, размазал джем по срезу булочки и протянул мне.
— Тоби, это для вас. Я и дома поем.
Он всё держал передо мной угощение. Пришлось взять. Тоби намазал джемом и вторую половинку, поместил её себе на колено, пальцами вытер лезвие и спрятал нож. Затем открыл банку с кофе.
— Холодный уже, наверно, — вздохнула я.
Жевал Тоби медленно-медленно, кофе прихлёбывал с расстановкой. Я откусила от булочки и только тогда поняла, до чего голодна. Кажется, не сегодня утром, а лет десять назад я проснулась, обнаружила в кухне Олеску и узнала, что вся полиция штата уже поднята на ноги. Мы ели в молчании. Наконец Тоби допил кофе.
— Хотите, я вам книжку принесу?
Спросила — и сама испугалась. Вдруг Тоби скажет: «Я неграмотный»? Но Тоби оживился, это по глазам было видно.
— У нас разные книжки есть, — зачастила я. — Мальчики обожают Роберта Льюиса Стивенсона. Мне он тоже нравится. Так принести? Сгодится Стивенсон? Только вечером читать не выйдет — темно будет.
— Сгодится, — без лишних раздумий ответил Тоби.
Я села на сено по-турецки, стала вертеть в пальцах соломинку. Вот имею я теперь право расспрашивать Тоби? Или не имею?
— Тоби, можно задать вам вопрос?
Он сцепил пальцы:
— Уже задала.
Снова губы у него покривились: улыбка, словно упрямый росток, силилась пробить застарелую корку на иссушённой почве. Чуть было я не сказала: «А ещё один вопрос?» — да вовремя спохватилась. Незачем ходить вокруг да около.
— Тоби, как ваша фамилия?
Он не ответил. Отвёл глаза.
— Ой, нет, не то.
Хотелось знать, откуда он родом, есть ли у него братья и сёстры, держал ли он в детстве собаку и если да, то как её звали, в каком возрасте он попал на фронт, при каких обстоятельствах его ранило, сколько ему сейчас лет (мама говорила, сорок четыре — сорок пять, не меньше) и что он имел в виду, когда сказал: «Я дурное совершил».
— Какое у вас любимое кушанье? — выпалила я.
Совсем по-детски получилось. Однако Тоби на этот раз взгляда не отвёл. Подумал несколько секунд и ответил:
— Пирог с орехом пекан.
— Серьёзно? Такой пирог моя мама отлично печёт!
— Знаю. Однажды она меня угостила. Ничего вкуснее в жизни не ел.
Голос Тоби изменился. Стал мягче.
— Она — мама твоя — извинялась: мол, сливок взбитых наверх пирога не положила. — Тоби тряхнул головой. — Не знаю, что бы со мной сталось, будь пирог ещё лучше. Пожалуй, я бы тогда просто умер.
Мы довольно долго разговаривали. Я задавала «детские» вопросы, Тоби отвечал с каждым разом всё обстоятельнее. В какой-то момент мы обнаружили, что просто болтаем. Тоби тоже меня расспрашивал. Я рассказала про бабушку — Тоби видел её пару раз, издали. И про тётю Лили. Правда, информация о ней уместилась в одно предложение: «А ещё есть тётя Лили, она работает на почтамте». Тоби поспешно сказал: «Да, я с ней пересекался». Сам избавил меня от подробностей.
Наконец я почувствовала, что могу спросить кое-что важное:
— Тоби, помните, чтó вы сказали моему папе? «Они весь Панцирь-камень зацарапали». Вы это о чём?
Тоби чуть подался назад, напрягся, как до разговора. Ответил далеко не сразу.
— О том, что они проволоку на Панцирь-камне точили.
— Они — это Бетти с Энди?
Тоби кивнул.
— А знаете, зачем им понадобилась проволока?
Снова кивок.
— Если б я проволоку обнаружил, я бы её убрал. Чтоб твой братишка не поранился.
— Значит, вы об этом слышали?
— Нет — видел. Как вы трое из Волчьей лощины выбирались. Ты вела Джеймса, у него вся мордашка была в крови; Генри первым шёл, а Бетти — та издали следила. Только вы скрылись — я скорей в лощину, узнать, что да отчего. Глядь — Бетти проволоку от дерева отвязывает. Меня заметила — и дёру.
— Мы с папой в тот же день пошли в Волчью лощину. Только проволоки уже не было.
— Потому что Бетти её всё-таки отвязала да, верно, спрятала где-нибудь. — Тоби взглянул мне прямо в глаза. — Дрянная она была девчонка.
Была? Прошедшим временем Тоби меня сильно озадачил. Я поднялась, отряхнула платье:
— Мне пора. Рогоз пойду собирать.
— Рогоз? Для чего?
— Для спасательных жилетов. Они во флоте нужны.
Тоби ни слова не сказал.
— Попозже вам книжку принесу.
С тем я его и оставила.
Глава шестнадцатая
Тут уж пришлось мне и правда набрать целую сумку пуха. Времени это заняло гораздо больше, чем я рассчитывала. Уплотняла пух в сумке, а сама думала: «Тоби во мне нуждается, это так, но и флот нуждается тоже». Воображала матросика в бурном море: его удерживает на плаву спасательный жилет, набитый пухом из окрестностей нашей фермы, может, даже пухом, который я сейчас собираю!
