— Ты на Тоби напраслину возводишь, Бетти, — сказала я. — Сама грозишь расправой. А Тоби тут ни при чём. Он бы в жизни Руфь не обидел.
— Руфь — конечно. Только метил-то он не в бедную малютку. А в немчуру тухлого, — бросил мистер Гленгарри.
Понятно, от кого Бетти этих слов набралась — «немчура» и «тухляк». У мистера Гленгарри в Первую мировую брат погиб. Мистер Гленгарри, один из многих в наших краях, бойкотировал мистера Анселя.
— Тоби от немцев натерпелся, вот и спятил. Он и камень швырнул. Больше некому, — заключил мистер Гленгарри.
— А я вот не видела Тоби на холме, — возразила я. — Хоть и стояла рядом с Руфью. Кстати, Бетти, сама-то ты где была в это время? Как вышло, что никто Тоби не видел, а ты видела?
— Я была на колокольне, — спокойно ответила Бетти. — Энди сказал: пойдём, покажу тебе колокол. Мы и пошли. Там окно большущее. Глядит прямо на дорогу и на холм. Мне сверху всё было видно получше, чем тебе.
Мама чуть подалась вперёд:
— Что же ты никому не говорила, Бетти? Не приди мы сегодня, ты бы и дальше помалкивала, да?
Пожалуй, так, как мама, ни один человек Тоби не симпатизировал. Было ясно: мама не верит Бетти. Но ведь и я, родная дочь, тоже долго таилась из страха перед той, кто гораздо сильнее!
— Да! Потому что Тоби мне угрожал! — не моргнув глазом выдала Бетти.
Вот так просто, без малейшего усилия свалила вину на Тоби.
— А Энди что, тоже Тоби боится? — не отставала я. — Он-то почему молчал?
— Потому что Тоби видела только я одна. Энди в окно не глядел. Он ласточкино гнездо от стенки отковыривал. Когда ко мне подошёл — Тоби уже скрылся. Я ничего Энди не сказала. Пусть я одна всё знаю, а то вдруг Тоби на Энди нападёт?
Бетти говорила с натуральным испугом. Даже я ей почти поверила.
— Ну а проволока на тропе? Её что, тоже Тоби натянул? Для Джеймса? Чушь!
— Не для Джеймса, — со значением произнесла Бетти. — По этой тропе не только твой брат ходит.
— Всё, довольно! — гаркнул мистер Гленгарри. — Тоби — законченный псих. Это каждому известно. Чего ждать от психа? Только пакостей.
— И позволительно ли винить Бетти в том, что она боится столь опасного человека? — подхватила миссис Гленгарри.
Вечная тихоня, она впервые на моей памяти говорила с уверенностью. Ещё бы: «трудновоспитуемая» внучка внезапно предстала этакой зайкой в голубеньком свитерочке, паинькой, которую застращал бродяга без роду без племени, со сдвигом по фазе и тремя ружьями. Миссис Гленгарри вцепилась в этот образ и отказываться от него не собиралась.
— Может, и непозволительно, — сказала мама, вставая с диванчика. — Но пусть только попробует угрожать нашей дочери. Мы этого так не оставим.
Я не совсем поняла, что мама в таком случае предпримет, но вслед за мамой поднялся папа, стиснул мою руку. Папа и мама защищали меня с обеих сторон, и я будто сделалась выше и сильнее. Такое чувствуешь, когда с холма глядишь вниз, на Волчью лощину, или держишь в ладони тёплое яйцо.
С тем мы и поехали домой. Родители остались разговаривать наедине, во дворе, а я сразу пошла к себе в комнату. Вот что мне думать обо всём об этом? Картины недавних событий мельтешили перед глазами, как пёстрые лопасти детской вертушки. Прежде всего, я не считала Тоби психом. Тоби был печальный. Тоби был молчун. Со странностями, да: обычно люди не селятся в заброшенных коптильнях и не бродят по холмам. Но психом его называть, да ещё законченным и опасным?
А главное, зачем бы Тоби швыряться камнями, когда рядом с мишенью — две девочки, лошади, повозка? Да если бы Тоби хотел насолить мистеру Анселю, он бы его подкараулил где-нибудь одного. Возможностей таких было сколько угодно. Тоби не выстрелил в спящего оленя. Любовно фотографировал ноголист. Вернул мою монетку, а ведь мог и не возвращать. Тоби никогошеньки не обидел. По крайней мере с тех пор, как вернулся с войны. Словом, никакой он не псих. Понормальнее некоторых будет. И мистера Анселя он бы травить не стал, будь тот хоть немцем в квадрате. Но если Бетти с Энди торчали на колокольне, значит, они никак не могли быть на холме. Значит, камень швырнул кто-то другой.
Я лежала на постели и думала, всё думала, пока мама не крикнула из кухни: «Аннабель, помоги с ужином!» Но и чистка картошки меня не отвлекла.
* * *
— Ну и как оно там, в облаках, Аннабель?
От бабушкиного вопроса я вздрогнула, но, прежде чем ответить, добела отмыла картофелину.
— В каких облаках?
— В которых ты уже с полчаса витаешь.
— Я думала о Руфи, бабушка.
— Ужасное несчастье! Надо ж было такому случиться, да ещё с милой малюткой Руфью!
— Бабушка, ты ведь не на Тоби думаешь? Тоби этого бы не сделал, даже случайно.
Все в доме уже знали о разговоре у Гленгарри. Тётя Лили фыркнула:
— От вашего дражайшего Тоби серой на милю разит.
— Нет, Тоби хороший, — заспорил Генри.
— Йо-хо-хо! — выкрикнул Джеймс, вероятно в знак согласия с Генри.
Дедушка пробормотал что-то насчёт волка в овечьей шкуре. Мамино мнение я уже знала. А папа… Папа по дороге от Гленгарри ни слова не сказал. Дома наскоро переговорил с мамой и куда-то ушёл.
— Я, Аннабель, не знаю, на кого думать, — произнесла бабушка. Она резала картошку тончайшими, почти прозрачными ломтиками. Лучше бабушки никто во всей округе не готовил картофельную запеканку в сливках. — Тоби, конечно, странный человек. Взять, к примеру, эти его ружья. Да только я не слыхала, чтоб он хоть кого обидел. Ни о мистере Анселе, ни о немцах Тоби никогда худого слова не говорил.
— Тоби вообще мало говорит, — добавила я.
— Может, кому оно и подозрительно, — продолжала бабушка, — а я так скажу: пускай меня по делам судят, а не по словам. Тоби ни мне, ни родным моим не вредил — разве справедливо будет на него дурное думать?
Папа, румяный с холода и пропахший копотью, пришёл только к самому ужину.
— Я был у Тоби, — выдал папа, отрезав себе ломоть маминого окорока, положив изрядно бабушкиной запеканки и цветной капусты моего приготовления. Джеймс утверждал, что цветная капуста — совсем как маленькие деревца, и почти никогда её не ел.
Мы все уставились на папу. Что он сейчас сообщит? Что выведал у Тоби?
— Конечно, говорил в основном я, — начал папа. — Ну, постучался в коптильню. Тоби меня впустил. У него там всего один стул. Я подумал, нехорошо мне сидеть, когда Тоби стоит, и не сел. Стоим, значит, мы над этим стулом, глядим друг на дружку, будто пара козлов.
Козлов, заодно с козами, папа отчего-то недолюбливал. Я у него, например, ленилась, как коза. И упрямилась, как коза. Случись мне выпачкаться — опять я была как коза. И остальные тоже.
