– …Слышь, Антон? – снова дозвонился Боря Смирнов. – Сплетню свежую хочешь?
– Приятно иметь дело с профессионалами, – невольно улыбнулся Панама. – Сидишь себе, покуриваешь, а они вокруг землю роют. Всю бы жизнь так работал…
– Будешь дразниться, не расскажу!
– Молчу, молчу…
– Так вот. Был я сегодня в Областном управлении по делам… Ну и чисто из нездорового любопытства сводку происшествий по области просмотрел… так, понимаешь, просто как всегда делать нечего было… И попался мне на глаза один фактик… Может, и чепуха, но мало ли… Наверно, потому, что тоже про лошадь… Короче, в одно отделение поступил сигнальчик: «Это м-милиция?..»
– «Лежит и ужасно воняет», – ухмыльнулся Антон. Но Боря совершенно серьёзно продолжал:
– Да нет, пока ещё не воняет. На своих ходит… Они там нашли какую-то, как в сводке написано, «породистую лошадь неустановленной породы». Гнедой масти, без отметин. Пол – мерин… Слышь, Антон, ты у нас великий гуру по конному делу… может, просветишь? Мерин – это кто? Конь или лошадь?..
– Ну… – задумался Панаморев. – Раз мерин бывает сивым… значит, он всяко мужеска пола… Ну… не совсем мужского… как бы… почти мужского…
Оба расхохотались.
– Чего в нашей работе только не почерпнёшь, – усмехнулся в трубку Борис. – Теперь хоть буду по всей науке кого надо «сивым мерином» называть…
– Ладно тебе… давай адрес диктуй.
– Пиши: Ленинградская область, Выборгский район…
Антон яростно встряхнул шариковую ручку, в самый ответственный момент вздумавшую иссякнуть.
– Боря, – спросил он, записав адрес. – А машинку бы завтра с утречка? Как у вас с этим? Ну, туда, в хозяйство это смотаться. Сдаётся мне, с мерином этим весь круг и замкнётся… Предчувствие говорит…
– Предчувствие говорит?.. А не говорит оно тебе, что… Ишь размечтался, машинку ему в воскресенье… Ладно! – Борис на несколько секунд замолчал. – Жди, в общем. До связи…
Обещанная связь произошла минут через двадцать, уже за полночь.
– Есть тебе машина! Завтра с утра подруливай к девяти на Исаакиевскую. Такого «Жигуля» тебе достал – не заметишь, как туда-назад долетишь… Водила – класс!..
«Нильхеден… Швеция… – Панама ходил от двери к окну и обратно, поглядывая на кипятильник, засунутый в казённый стакан: не лопнул бы. На часах была половина второго. – Поляков…»
Анюта в кафе неохотно и вскользь упомянула парня, который, по её мнению, подходил под описание: волосы русые, глаза светлые, стрижка короткая, чёлки почти нет, коренаст, рост сто семьдесят шесть – сто семьдесят восемь; возраст двадцать пять – двадцать восемь… Аня назвала двоих. Один совершенно точно носил фамилию Поляков…
В полутьме притихшей квартиры надрывался отчаянным плачем маленький жеребёнок… Любаша открыла глаза и с трудом повернула голову. На подушке осталось влажное пятно пота. Телефон продолжал настойчиво верещать, и казалось, что с каждым последующим звонком его жалобный голосок становился всё требовательней и настойчивей.
«Господи, да что ж я его не отключила-то…» – через силу подумала Любаша, и веки снова сползли на глаза.
Приступ начался неожиданно. Вернувшись домой, она уже разделась было в ванной, думая принять душ, как вдруг ощутила знакомую слабость. Та по обыкновению подкралась исподтишка, чтобы внезапно окутать покрывшееся испариной тело. Жуткое состояние, когда ноги и руки становятся безжизненно ватными и перестают тебя слушаться… В ванну Любаша уже не полезла – «а то ведь так и найдут». С трудом добралась до дивана, закрыла глаза и стала мечтать, чтобы подушка и одеяло сами выбрались из тумбочки. Но чудес не бывает. Пришлось уговаривать себя встать… Больше ни на что сил не осталось. Так она и лежала голяком на диване, дрожа от озноба под колючим шерстяным одеялом, а по коже ощутимыми каплями скатывался мучительный пот… Это случилось часа два назад.
Телефон не умолкал.
– Ну, кто ещё там… Кому я понадобилась? – вслух, чтобы мобилизовать подобие силы, выговорила Любаша. Она знала из опыта, что звук собственного голоса порой помогает. Рука, казавшаяся в потёмках особенно бледной, медленно потянулась к аппарату. – Умереть спокойно не дадут…
В каждой шутке есть доля шутки. При Любашиной болезни всякий приступ вроде теперешнего мог оказаться последним. Она много раз наблюдала подобное, когда лежала в больнице во время «плановых» ухудшений. Видела, как люди, ещё несколько часов назад весёлые и жизнерадостные, строившие какие-то планы, – эти самые люди покидают палату на каталке, укрытые с головой простынями. Под чью-нибудь тихую прощальную реплику:
«Ну вот, сердешная, и отмучилась…»
Да что! Любаша сама как-никак была врачом, хотя и ветеринарным. И своё состояние оценивала трезво. Но всякому кажется, что уж с ним-то самим ЭТО не произойдёт, не должно, не имеет права произойти!.. Да и приступы до сих пор были регулярными и предсказуемыми. Случались они сравнительно нечасто – раз в полгода, месяцев в семь… Сегодняшний разразился неожиданно. Что наводило на печальные мысли…
Любаша наконец-то сняла трубку и кое-как засунула её между ухом и подушкой, снова закрывая глаза:
– Да?..
– Люба? – прозвучал незнакомый девичий голос.
– Да…
– Люба, простите, вы меня, конечно, не знаете… Это Лена из конюшни в Екимовском…
– Где?..
– В Еки… ну, в Юкках. Как бы не совсем в Юкках, подальше… Мне ваш телефон Романыч дал… Рогожин то есть. Роман Ро…
– Случилось-то что?.. – перебила Любаша. Вряд ли кто станет звонить ветврачу среди ночи, чтобы передать привет от общего знакомого. Да и выслушивать никому не нужные объяснения у неё, честно говоря, просто не было сил.
– Вы понимаете, – заторопилась девушка, – беда у нас! У коня колики. Уже третьи сутки пошли…
– Врачи были?
– Да были, были, а толку… Последняя часа два назад укатила… Сделала ему большой укол внутривенно, сказала – теперь всё будет в порядке… и укатила. А конь опять закололся… – В далёком телефонном голосе звучали слёзы. – И все, кто до неё приезжал, так же… Укол-другой сделают – и домой… А коню хуже и хуже… Похоже, погибает он…
Любаша стиснула зубы и оторвала свинцовую голову от подушки, приказав себе сесть. Одеяло свалилось ей на колени, и спину тотчас покрыла «гусиная кожа». Любаша сильно сжала челюсти, чтобы на том конце не услышали, как стучат у неё зубы. Голова кружилась. Во рту было до горечи сухо.
– Как к вам добираться? – спросила она.
– Ой, вы правда приедете? – Лена разревелась в открытую, на сей раз – от радости и проснувшейся надежды.
Тон Любаши стал строгим и деловым:
– Что из лекарств у вас на конюшне есть?
– Вы знаете, – опять затараторила Лена, – мы за три дня почти всё извели… Ну анальгина немножко, но-шпы… Баралгина несколько ампул осталось…
