Марина с Любашей ненавязчиво взяли над подругой шефство. Буквально поселились у неё в доме и сообща не дали квартире превратиться в трёхкомнатный склеп. Готовили, прибирали, вели все дела…
Вместе с Мариной, естественно, переехал и Гуталин. В сияющем Анином санузле появились лотки с мятой бумагой, а Кошмару пришлось тщательнее выбирать места для ночлега. Крупная, побольше вороны, клювастая и сильная птица была серьёзным противником, не то что разные там чижики с канарейками или заоконные воробьи. Так что до открытых схваток и членовредительства дело не доходило. За исключением таинственных ночных событий, когда в дальней комнате что-то с грохотом рушилось – под не всегда цензурные вопли Кошмара и сиплые завывания Гуталина…
Однажды хозяйке кота понадобилось куда-то позвонить. Но только она воткнула телефонную вилку в розетку, как аппарат, заставив вздрогнуть, заверещал у неё прямо в руках. Марина поспешно сняла трубку:
– Да?..
– Анну Ильиничну Смолину, – сказали из телефона. И добавили по-французски: – S’il vous plait.
[64]
– Une minute,
[65]
– рефлекторно вырвалось у Марины, на пятёрки учившей французский в школе и в институте.
Она зажала горстью микрофон трубки и крикнула в кухню: – Анюта!.. К телефону!.. Дед какой-то тебя…
Аня, вяло колупавшая на кухне приготовленный Любашей салат, уронила вилку и примчалась бегом: «Дед?.. Никак Василий Никифорович?..»
– Слушаю!
– Анечка? – раздался хрипловатый голос, принадлежавший явно не Цыбуле, но тоже определённо человеку в годах. – Милая Анечка, вы меня, конечно, не помните. Ну, Приморское шоссе, машина «девятка»… и оч-чень такие несимпатичные молодые люди на «Мерседесе». Rappelezvous?
[66]
Аня французского, в отличие от Марины, не знала, но он ей и не понадобился.
– Припоминаю… – выдавила она и стиснула трубку в ладони, закрывая глаза. Марина озабоченно пододвинула ей табуретку. – Д-да, да, конечно…
– Ну а я, – бодро продолжал невидимый собеседник, – тот простой российский пенсионер, на которого вы не стали наговаривать в угоду шпане. Имею честь представиться: Пётр Фёдорович Сорокин. Будем знакомы?
Аня решила брать пример с вежливых японцев, которые, даже переживая нешуточное личное горе, с чужим человеком улыбаются и смеются, чтобы не причинять постороннему дискомфорт зрелищем своей боли.
– У вас, я надеюсь, всё благополучно? – спросила она.
– Вашими молитвами, ma chéri,
[67]
всё вашими молитвами. И машину отремонтировал, и, что главное, перед законом вышел чист аки голубь… Права вот только никак выручить не могу, ибо супостаты мои от визита в госавтоинспекцию решительно уклоняются. Так и езжу пока по филькиной грамоте. Ну да это беда временная, поправимая…
«Ещё бы им не уклоняться», – подумала Аня, и перед глазами мелькнуло ослепительное видение: она на своей маленькой красной «Тойоте» с разгону таранит чёртов «Мерсюк», и тот взрывается с грохотом, превращаясь вместе со своими обитателями в сплошной огненный шар.
– Что ж, – сказала она вслух, – очень рада за вас…
– А уж я-то как рад, – усмехнулся Пётр Фёдорович. – И знаете чему в основном?.. Что не вся у нас молодёжь подалась в эту, знаете ли, «розовую плесень». А то только и слышно – ах, мол, вокруг сплошь бандиты да проститутки, и ребятишки чуть не с детского сада туда же стремятся… Ладно, не стану вас, Анечка, стариковскими нотациями морочить… Знаете что? Как вы смотрите на то, чтобы нам с вами встретиться, посидеть в располагающей обстановке, поговорить немножко «за жизнь»?..
«Ещё не хватало», – подумала Аня. Но вслух снова проговорила совсем другое:
– Давайте… Где вам удобнее?
– Тогда я, если не возражаете, завтра часиков в шесть за вами заеду. И, конечно, молодого человека своего обязательно захватите. Ну, au revoir!
[68]
Аня задохнулась и медленно опустила трубку, и ей даже в голову не пришло задаться вопросом: а каким, собственно, образом симпатичному дедушке стал известен номер её домашнего телефона? Равно как и адрес, куда он за ней собирался заехать?..
– Осторожно! Чухонец!!!
[69]
– как обычно без предупреждения завопил со шкафа Кошмар. Снялся, мазнул Аню по голове роскошным белым крылом и унёсся в сторону кухни. Следом, не сводя с попугая вожделеющих глаз, зачарованно пробежал Гуталин…
Москва. Санкт-Петербург. Россия.
В Министерство юстиции России.
В прокуратуру г. Санкт-Петербурга.
Руководствуясь полученными копиями документов по уголовному делу № 845833, а также копиями прочих документов, представленных вашей стороной, на основании распоряжения Министерства юстиции Финляндии, прокуратура г. Хельсинки пришла к выводу о необходимости проведения самостоятельной проверки идентичности лошади по кличке «Заказ», указанной в документах, представленных вашей стороной, и лошади по кличке «Сирокко», находящейся в данный момент на территории республиканского конно-спортивного центра в г. Хельсинки. Для этой цели просим выслать кровь родителей указанного вами коня.
Сообщаем, что фотографии, представленные в качестве доказательства идентичности лошади, таковыми признаны быть не могут, так как не отражают полной картины внешних признаков лошади. Просим, по возможности, представить другие фотоснимки, а также негативы, с которых они были отпечатаны…
Простой российский пенсионер Пётр Фёдорович Сорокин заехал за Аней, как и обещал, на следующий вечер ровно к шести. Телефонный разговор с ним произвёл на неё впечатление чего-то слегка нереального; может быть, из-за этого она наполовину ждала, что «дедуля» так и не появится. Но он появился. Без минуты шесть Аня для очистки совести выглянула в окно… и увидела внизу, в проезде около дома, автомобильную крышу цвета мокрый асфальт. Делать нечего, пришлось срочно одеваться и выбегать.
В коридоре её едва не сшибли с ног. Со стороны кухни, прижав уши и пряча пушистый хвост, во всю прыть мчался Гуталин. А за ним на бреющем полёте, норовя выдрать клок шерсти из пышных серых «штанов», с боевым кличем нёсся Кошмар. В хвосте у него недоставало пера. Аня кое-как продралась сквозь цепкий клубок крыльев и лап, выскочила за дверь и уже с площадки услышала ругань Марины, спешившей к месту событий с полотенцем в руках.
Спускаясь в лифте, она всё пыталась представить себе, как будет проходить «свидание», на которое, кстати, Любаша с Мариной очень не хотели её отпускать. «А вдруг он приставучим окажется? – стращала Марина. – У нас в институте такой замдекана был, старикашка. Очень он девчонок по спинкам гладить любил, видно, от дряхлости больше ни на что уже не годился. Мы его так гладиатором и прозвали…» – «Знаешь, как говорят? Старый конь борозды не испортит, – поддержала Любаша. – Но и глубоко не вспашет…»
