– ХВАТИТ! – заорал отец и ударил Чабу в живот. Чаба сел. Из уголков его рта еще не успела уйти усмешка – настолько всё быстро произошло. Мать как-то сказала мне, что если она видит, как прилюдно бьют ребенка, она всегда пытается показать ему свою солидарность – или сказать что-нибудь, или встретиться с ним взглядом. Но как показать Чабе солидарность с того места, где я сижу, я придумать не смогла, да и к тому же это было бы лицемерием, поскольку мне отнюдь не хотелось, чтобы он снова заиграл.
Я попыталась представить, как буду описывать этот ужин Ивану, если он вдруг спросит, почему я не позвонила. Но у меня не получилось. Тогда я стала представлять, как бы я рассказала об этом Светлане. «Только ты можешь оказаться в такой ситуации», – заметила бы она по своему обыкновению. Я задумалась, правда ли, что разных людей притягивают разные ситуации. С одной стороны, мне казалось, что я попала на ужин не специально, что так вышло бы с кем угодно. Но с другой стороны, представить Светлану за обеденным столом семейства Надей я тоже не могла. Может, это и называют судьбой?
Я поймала себя на мыслях об одной нашей студентке по имени Мередит Уиттман, она жила на одном этаже со мной, Ханной и Анжелой, но когда я пару раз с ней поздоровалась, она что-то промычала, не глядя на меня и не двигая губами. Она была выпускницей Эндовера
[71], книжки носила в сумке от Диора и однажды написала материал для студенческого еженедельника о сальсе меренге в Бостоне. Как-то раз я случайно подслушала, как она рассказывает своей подруге Брайди, что летняя практика у нее – в журнале «Нью-Йорк», и вспоминая об этом сейчас, я задумалась, что мы с Мередит Уиттман обе хотим стать писательницами, но она проходит практику в журнале, а я сижу за этим столом в венгерской деревне, пытаясь по-русски сформулировать фразу «музыкально одаренный» и через посредника передать ободряющие слова неприятному мальчишке, чей отец только что стукнул его в живот. Меня не отпускала мысль, что у Мередит Уиттман путь прямее.
В десять миссис Надь наконец встала, что-то сказала Золтану, и тот надел куртку. Миссис Надь положила руки мне на плечи.
– ДО ЗАВТРА, – пропела она по-русски. – ЗАВТРА УВИДИМСЯ. В СЕМЬ.
– Завтра?
– ЗАВТРА МЫ ЕДЕМ НА ВЕЛИКУЮ РАВНИНУ.
Это мне показалось уже слишком.
– К сожалению, завтра я занята.
Миссис Надь радостно засмеялась и сказала, что это неправда: она справлялась у Маргит и знала, что завтра у меня нет никаких дел. На прощание она настоятельно попросила меня говорить по пути с Золтаном по-английски – он порой только кажется тупым, а на самом деле просто спокойный.
– Он вовсе не кажется тупым! – возразила я.
Миссис Надь похлопала меня по плечу и сказала, что я хорошая девочка.
* * *
Мы с Золтаном шагали по грунтовой дороге между темными зелеными полями. Низкая синеватая облачная гряда быстро наползала на усыпанный звездами небесный свод.
– Ты должна что-нибудь сказать, – внезапно произнес Золтан на английском – языке, которым он якобы не владел. Я перепугалась до полусмерти. Сказала, что небо – очень красивое. Он кивнул и произнес:
– Оно синее.
Мы свернули на дорогу пошире, с телефонными проводами.
– Вон телефонная будка, – сказала я.
– Мы можем кому-нибудь позвонить, – отозвался он.
– Мы можем позвонить на любой телефон в мире, – ответила я.
Сквозь темноту к нам приближались две фигуры – Рени и ее парень.
– Привет, Рени, – сказала я.
– Привет, – сказала Рени.
– Золтан, это Рени. Рени, это Золтан.
– Привет, – сказала Рени.
– Привет, – сказал Золтан.
– Лаци, – сказал ее парень.
– Золтан, – сказал Золтан.
Пару секунд мы постояли молча.
– Привет, – в конце концов сказала Рени.
– Привет, – сказал Золтан.
– Привет, – сказал Лаци.
– Привет, – сказала Рени.
– Привет, – сказала я. И Рени с Лаци пошли дальше своей дорогой.
– Ты должна что-нибудь говорить, – минуту спустя напомнил Золтан.
– Похоже, начался дождь, – ответила я.
– Да, дождь, – кивнул он и выжидающе на меня посмотрел.
– А почему ты почти не говоришь? – спросила я. – Расскажи что-нибудь о себе.
Последовало долгое молчание.
– Мне скучно, – произнес он.
– Скучно?
– Извини, я ошибся. Не мне скучно, а я скучный.
Когда мы подошли к подъездной дорожке, дождь припустил как следует. Молния осветила поля и двор. Тем не менее, Золтан отказался идти в дом.
– Но тут же молнии, – говорила я.
– Это ничего. Я привык.
– Ладно, тогда до завтра.
– Ни свет ни заря, – уныло произнес он. Когда я постучала в дверь, он скрылся в тени за сараем. Дверь открыла Маргит.
– Там какое-то животное? – спросила она, вглядываясь в дождь.
– Нет, это Золтан.
– Золтан! – позвала Маргит, выйдя на крыльцо. Но тот уже ушел.
* * *
Вспышка молнии озарила всю спальню, словно газовых штор на окнах и в помине не было, она осветила каждый кубический дюйм комнаты – до самого чучела.
* * *
Я просила Маргит не вставать из-за меня рано, но была рада, что она всё равно встала.
– У тебя круги под глазами еще хуже, чем раньше, – сказала она. – Постарайся в машине поспать.
О сне в машине не могло быть и речи. Мистер Надь сидел за рулем, Золтан – на переднем сидении, мы с Чабой – сзади, а миссис Надь – между нами.
– КОРОВА, Селин, – взволнованно сказала она, тряся меня за плечо. – КОРОВА. КОРОВА. КОРОВА. По-венгерски мы говорим КОРОВА.
Золтан спросил, можно ли включить радио.
– Обожаю радио! – ответила я.
Машину наполнил диско-бит. «Доверься мне, и я тебя никогда не обижу», – неубедительно пел мужской голос.
– МОСТ, – взвизгнула миссис Надь, хватая меня за ногу.
Весь вид из окна заполнили подсолнухи, они простирались до горизонта. Я упреждающе выкрикнула «подсолнух» по-венгерски. Не спасло.
– ПОДСОЛНУХ. ПОДСОЛНУХ. ПОДСОЛНУХ, – пронзительно повторяла миссис Надь, хлопая меня по колену и указывая в окно.
* * *
Путь до начала Великой равнины занял немало времени, но еще и оттуда пришлось долго ехать до нашей цели – открытого рынка, людного, желтого, пыльного и уже раскаленного. Мистеру Надю требовались новые штаны. Мы бродили вдоль рядов со спортивными костюмами, синтетическими платьями и ночными рубашками. Миссис Надь подбирала брюки, а мистер Надь отправлялся с ними в уголок, снимал там свои старые штаны и примерял новые. Потом миссис Надь пробовала тянуть их за пояс и шаговый шов и заставляла мистера Надя ходить кругами. Больше всего ей понравилась одна пара ярко-зеленого цвета.
