– Всё в порядке, спасибо, а у тебя?
– Тоже всё нормально, но зачем ты тащишь за собой этот канат?
– Это не канат, а мои кишки.
Вот и всё – вся история. Меня охватила оторопь. Неужели повышенное внимание к оковам банальности бесед, которое я заметила у Ивана, – это часть венгерского национального характера? Где граница между тем, откуда человек родом, и тем, кто он есть?
Я полистала книжку «Разное об ESL». Она предлагала массу ужасных советов. Если у вас в группе есть студент, который из робости воздерживается от активного участия в уроке, – говорилось там, – следует попросить остальных студентов расставить парты вокруг «неучастника» и проводить остаток урока следующим образом. Когда кто-то поднимает руку для вопроса, ответа или комментария, следует обращаться не к преподавателю, а к «неучастнику», который должен постараться ответить.
– Похоже, очень полезная книжка, – сказал Оуэн, листая другой экземпляр. – Много хороших упражнений.
Я открыла раздел с упражнениями. «Собака, которую пнул парень, – рыжая. Обведите правильный рисунок». На картинках изображались рыжая собака, пинающая мальчика, собака, пинающая рыжего мальчика, рыжий мальчик, пинающий собаку, и мальчик, пинающий рыжую собаку. Это напоминало тест для диагностики афазии Вернике.
– Пожалуй, я ее куплю, – решил Оуэн. – Не хочешь купить на двоих? Один из нас может читать, пока мы в Будапеште, а другой – взять ее в деревню и потом оставить там как подарок.
У меня не было желания читать эту книжку ни в Будапеште, ни в деревне, но выглядеть высокомерной тоже не хотелось, и я согласилась. Она стоила недорого. Правда, была довольно толстой, а Оуэн не взял сумку, поэтому мне в итоге пришлось таскать ее целый день.
Днем мы знакомились с достопримечательностями. Мы осмотрели церковь, в крипте которой лежали восьмисотлетние король с королевой. При турках она служила мечетью. Оконный витраж изображал сцены из жизни святого Иштвана, включая гибель его сына на медвежьей охоте.
– Считается, что стекла в этих витражах геометрически организованы по образцу исламских узоров, – сказал Питер. – Ты видишь сходство?
– Пожалуй, – ответила я с сомнением. – Это ты сказал.
Мы посетили здание театра, которое когда-то было кармелитским монастырем, его реставрацией занимался Кемпелен Фаркаш – тот самый, что изобрел шахматного турка. Мы видели гигантский, цветом как герой из «Невероятного Халка»
[57], памятник, где фигурировали семь венгерских воинов верхом на конях биомеханической внешности. У одного из коней – оленьи рога. Правая рука святого Иштвана хранилась где-то в другом месте в каком-то в ящике. Цепной мост реставрировали после каждой мировой войны. Говорят, скульптор львиных статуй утопился со стыда, поскольку у львов отсутствовали языки, – правда, другие говорят, что если внимательно посмотреть им в пасть, то видно: языки – на месте.
Андреа рассказывала нам о названиях. Остров Маргит раньше назывался Кроличьим – то ли потому что турки, которые построили там гарем, трахались как кролики, то ли потому что первые венгерские правители любили охоту, но вблизи от города леса не было и они свезли всех кроликов на этот остров, чтобы там на них охотиться. Во время татарского нашествия Бела IV пообещал отдать Богу свою дочь Маргит, если ему удастся одолеть татар. Татар одолели. Бела построил на острове обитель и отправил туда дочь. Ей было девять. Она стала монахиней, никогда не мылась выше лодыжек и скончалась в двадцать восемь.
– Никто точно не знает, почему этот бастион называется Рыбацким, – рассказывала Андреа у Рыбацкого бастиона. – Одни говорят, что этот замок обороняла рыбацкая гильдия. Другие – что здесь раньше стояла рыбацкая деревня. А третьи – что в Средние века здесь был рыбный базар.
– Одно другого, похоже, не исключает, – сказал Оуэн. – В смысле, разве не могут оказаться верны все три версии?
Андреа бросила на него загадочный взгляд.
– Кто знает.
– Неужели эта площадь названа в честь одеяла? – спросила я у Андреа на площади Баттьяни. «Battaniye» по-турецки значит «одеяло».
– Площадь названа в честь графа Баттьяни, – ответила Андреа.
* * *
– Оуэн говорит, вы с ним купили интересную книжку, – сказал Питер. Я вынула из сумки «Разное об ESL».
– Селин ее первая заметила, – сказал Оуэн.
– Можно мне тоже почитать? – спросила Шерил.
– Разумеется, – ответила я. – Хочешь взять прямо сейчас?
– О, нет, сначала ты.
Я удивилась, когда узнала, что Шерил уже двадцать три, она выглядела так молодо – кудрявые волосы, острые черты лица. Она носила рубашку в полоску, белые шорты с белыми сандалиями, как у Пятачка, и маленькую сумочку с ремешком через грудь. Поначалу я увидела в ней родственную душу, поскольку она была единственным, не считая меня, членом группы, кто всерьез пытался выучить венгерский, и она носила подмышкой такой же самоучитель, какой я прятала в чемодане. Я держала свои занятия в тайне и притворялась, будто не понимаю ни слова, а Шерил практиковалась в ресторанах, постоянно задавая вопросы Питеру. Иногда она спрашивала его о тех же несоответствиях в учебнике, что озадачивали и меня, и в такие минуты я чувствовала особую с ней близость.
Неприятным сюрпризом для меня было узнать, что Шерил увлеклась венгерским из-за Питера, в точности как я – из-за Ивана. Мы были идентичны, хотя кое в чем и различались: когда Иван рисовал идиллические картинки со сливами и вишнями, я чувствовала напряг и недоверие, в то время как Шерил, похоже, всерьез увлекала вся эта буколическая фигня. Она постоянно задавала вопросы о деревне, где ей предстоит жить, – есть ли там горы, озеро, животные. Питер отвечал, что в Венгрии полно гор, озер с ледяной водой и резвых лошадей, и что, быть может, ей удастся взять у хозяев велосипед, тогда она наденет под платье купальник и отправится поплавать в озере у подножия гор, среди кроликов и оленей.
Шерил ужасно хотела, чтобы ее разместили в многодетной семье, где никто бы не говорил по-английски, и она смогла бы учить венгерский. Когда она в третий или четвертый раз заметила, как ей не хочется, чтобы в ее семье хоть кто-нибудь знал английский, Питер ответил, что в наших семьях, скорее всего, по-английски говорит хотя бы один человек. Это делается специально – ведь местные жители хотят практиковаться в английском, так же как она – в венгерском. Шерил сказала, что ее распределение наверняка можно изменить и найти ей семейство с кучей детишек, не знающих ни единого английского слова.
– Главное, чтобы там были те, кто хочет изучать начальный английский, а еще озеро и гора, и я тогда буду абсолютно счастлива, – сказала она, напомнив моего деда, который говорил, что он – простой человек с простыми вкусами:
