«Я понимаю, инспектор, у вас нет причины верить мне на слово. Поэтому обещаю вскоре добыть доказательства, что Джокер с побережья – это самозванец. Возможно, он знает о нас и прикрылся этим прозвищем, чтобы сбить всех с толку или чтобы подставить нашу ячейку. Хотя есть вероятность, что все наоборот».
«Наоборот?»
«Это может быть настоящий Джокер, тот самый из компании „Рюрик“, легендой и позывным которого я прикрылся. В этом случае появление его отражения рядом с вами, а затем рядом с настоящим Штази было просто изучением обстановки, а то и вовсе проявлением любопытства».
«Настоящий Джокер погиб, разве нет?»
«Это знает только настоящий Лектор. Но если верно предположение, что Джокер на берегу – фальшивка, состряпанная, чтобы подставить нас, я заранее подаю вам официальный запрос, инспектор. Прошу выяснить в Центре или на местной базе, откуда произошла утечка информации. Ведь если фальшивый Джокер взял себе мой позывной не случайно, значит, он каким-то образом вычислил нашу группу».
«Не слишком ли быстро вы перешли от простейшего объяснения к теории заговора?»
«Нет. Объясню почему. Я подозреваю, что отражение человека в капюшоне, которое появлялось здесь и в других местах, где бывали сотрудники моего отдела, и есть отражение Джокера-провокатора. Он таким образом обозначил, что знает о нас все и следит за каждым нашим шагом. Липовый Джокер передал нам предупреждение держаться подальше и не мешать ему».
«Вы считаете, так и следует поступить?»
«Нет. Мы должны выяснить, что замышляется. Лично у меня есть опасение, что скрытая за зеркальными отражениями угроза гораздо масштабнее, чем мы можем вообразить».
Лектор собрался просигналить что-то еще, но диалог вдруг прервался по независящим от собеседников причинам…
– Товарищ полковник, – в камеру заглянул офицер внутренней службы изолятора, – на телефон вашего отдела поступил звонок.
– Какого ежа?! – Старченко обернулся. – Ты не видишь, что мы заняты?
– Виноват, но дело касается секретной операции. Генерал Остапенко приказал реагировать на такие сигналы немедленно. Абонент включен в список пострадавших. Представилась Анной с улицы Станичной, дом сорок три.
– Это меня, наверное, – встрепенулся Архипов. – А почему напрямую не звонит опять?
– Мы в подвале, Паша, – подсказал Коровин, – здесь мобильные не ловят.
– Нет, Архипов, не тебя девушка хочет, – офицер кивком указал на Данилова, – товарища майора. Будете отвечать?
– Буду. – Сергей поднялся. – Где телефон?
– Наверху. Прошу за мной.
Данилов вышел следом за офицером, а Старченко вновь обернулся к Лектору.
– Продолжим пока? Значит, вы теперь законопослушный гражданин, которого не за что упрекнуть. С довольно сомнительным прошлым вы распрощались и теперь строите новую жизнь. Чем занимаетесь?
– Я независимый эксперт. Инспекция, аудит, контрольные сделки. Все строго по закону.
– Замечательно! – Старченко всплеснул руками. – Так, быть может, вы и у нас проведете небольшой аудит? Поможете выявить недобросовестное звено в цепи. Вам, как честному гражданину, это практически предписано законом, как думаете?
– Не видел такого пункта в Конституции. Но как честный гражданин… Чем я могу вам помочь?
– Как это чем?! – Старченко изобразил крайнюю степень удивления. – Вы ведь знаете Джокера. Покажите нам его. А мы пойдем вам навстречу и закроем дело о нанесении телесных повреждений четверым гражданам. Буквально пять минут совместной работы – и вы свободны.
– Заманчиво. – Лектор усмехнулся. – Только я сомневаюсь, что Джокер жив и работает у вас.
– Зачем же вы его затребовали?
– Разве я сказал, что мне требуется Джокер?
– Как же тогда расценивать вашу реплику на первом допросе?
– Я просто обратил ваше внимание на это прозвище.
– Зачем? – Старченко уставился на Лектора, не мигая. Лектор не ответил. Он перевел взгляд на дверь, и через секунду она открылась. В камеру вернулся Данилов. В руке он держал большой планшет. Вид у майора был озадаченный.
Сергей уселся за стол, включил планшет и жестом пригласил всю группу заглянуть в экран.
– Говорит и показывает… – Данилов включил запись. – Слушайте и смотрите. Запись и ролик. Сначала запись. Вид с камеры наблюдения, звук из телефона.
На экране появился Данилов со своим телефоном в руке. Он жестом приказал дежурному перевести звонок со служебной линии на свой смартфон и уселся в кресло.
– Слушаю вас, Аня.
– Наконец-то, – прозвучало за кадром. Голос у девушки едва не срывался. Было понятно, что она сильно волнуется. – Сергей Васильевич, мне страшно! Я не знаю, что делать!
– Для начала – успокоиться. Где вы сейчас?
– Я дома… в смысле… у Паши… в доме его родителей, на Станичной, сорок три.
– Мария Алексеевна с вами?
– Нет. Она привезла меня, побыла здесь немного и уехала. Сказала, что надо вернуть вам машину.
– Хорошо. А что вас напугало?
– Зеркало! Опять эта чертовщина! Теперь и здесь тоже!
– Спокойно, Аня. Какая чертовщина? Опишите.
– Это словно ролик. Короткий такой, секунд на десять. Крутится непрерывно в зеркале прихожей. В нем я!
– Вы?! Что вы делаете? Там, в ролике, вы что-то делаете?
– Я там… разговариваю с кем-то. Я слышу звуки, понимаете? Этот ролик идет со звуком, как в телевизоре.
– Звуки откуда доносятся?
– Прямо из зеркала!
– Вы уверены?
– Абсолютно! Мое отражение говорит, что ее… меня… предал какой-то Скиф! А потом она… я… говорит… нет, кричит, что во всем виноват какой-то Джокер! Она даже грозит ему, как мне показалось.
– А дальше?
– Это все.
– Скиф и Джокер в кадре?
– Нет. Рядом со мной… то есть с моим отражением, стоит человек… но это кто-то другой.
– А происходит это где?
– Непонятно. В каком-то большом помещении. Там эхо такое… как в пустом спортзале. Да что я рассказываю, посмотрите сами!
– Один момент! – Данилов включил в смартфоне запись и продублировал изображение на большом компьютере в дежурной комнате.
В зеркале прихожей действительно отражалась Аня, только в другой одежде, и еще какой-то человек, закованный в наручники.
– Не уходите никуда, – сказал Данилов, – я скоро приеду!
Запись на этом закончилась, но Данилов не выключил планшет. Сразу же после первой записи на экране появился тот самый ролик из дома родителей Архипова. Только не «экранная копия», а непосредственно то, что снимала Аня.
