– Извини меня…
– Не извиняю… Еще чего-нибудь?
– Я же извинилась, – в ее голосе фальшивое смирение.
– Ты извинилась, но тебя не извинили. Всё, разговор окончен.
– Ну погоди.
– Чего годить-то?
(“И почему я не вешаю трубку?”)
– Ну, не виноватая я, просто взбесилась на тебя тогда. Слушай, она тебя сильно ударила?
– Иди к черту!
– Ну, прости. Женщин надо прощать. Слушай, у меня есть дело…
Я нажимаю кнопку “разъединить”, а потом выключаю телефон. Вот тебе дело.
– Слушай, у меня есть дело… – Наташа позвонила, когда я убирался на кухне. Скоро должна была прийти Катя, и мне не хотелось, чтобы она видела мой хлев.
– Чего случилось-то? – я достал сигареты и зачем-то выглянул в окно. Внизу на Политехнической улице уродливый снегоуборочный агрегат, рыча мотором, боролся с огромным сугробом.
– Я тут как раз возле твоего дома, можно зайти?
Я щелкнул зажигалкой и закурил.
– Нет, не можно. Я сейчас занят.
– Да буквально на минутку.
“Черт! Как снег на голову, – подумал я. – Очень некстати”. Через два часа ко мне должна была прийти Катя.
Из-под окон раздался резкий свист. Снегоочиститель остановился и заглох.
– Наташа, – сказал я, затягиваясь сигаретой. – Это твое дело… оно до завтра подождать не может? А то ко мне тут… это… прийти должны.
– Котинька, ну пожалуйста…
– Наташа, ну, блин, говорю же, не могу… ко мне прийти должны…
Я потянулся рукой к блюдцу и стряхнул в него пепел.
– Кто? – спросила она ласково. – Очередная баба, да?
– Да при чем тут баба…
– Ну котя, я уже у твоей парадной стою… Мне пописать надо срочно.
– Ладно… – вздохнул я. – Заходи… Только давай недолго…
Я сделал быструю затяжку и потушил сигарету.
Уже через минуту она протягивала свое синее пальто.
– На́, повесь… на улице такая холодина, ты не представляешь! Чаю мне сделаешь? Где тут у тебя свет включается? Я уже забыла…
Наташа заперлась в туалете, потом вышла, чмокнула меня в щеку, будто клюнула. Прошла на кухню, уселась за стол, подперла кулаками свои толстые щеки и безо всяких предисловий принялась говорить о каком-то сыне своей пожилой родственницы, который вроде как собрался поступать к нам в институт, но еще не решил, на какой факультет, а отец, инженер-электрик, – против, потому как в семье вроде как все технари. И еще тут случилось зайти в магазин и купить зимние сапоги, австрийские, вроде, когда примеряла, все было нормалек, а теперь вдруг – раз и жмут. Наташа прихлебывала чай, то и дело поправляла челку, закуривала одну за другой сигареты и так усердно разговаривала на несколько тем одновременно, что я совершенно одурел. Просто ритмично кивал головой в знак согласия и повторял как робот, что постараюсь помочь. Как тут можно было помочь, я, откровенно говоря, сам не знал, но мне очень хотелось, чтобы она поскорее убралась.
Время шло, а она все сидела, болтала. У нее были большие, красивые глаза. Наконец я ей сказал, что пора. До прихода Кати оставалось, наверное, всего минут сорок. Наташа поднялась и сказала, что ей нужно в ванную, “буквально на секундочку”. Я включил ей там свет, а сам пошел продолжать убираться на кухне. Тщательно вымыл все тарелки, все чашки, вытер их, поставил на сушилку, потом взял полотенце и вытер стол. А Наташа все не выходила.
– У тебя там все в порядке? – спросил я ее минут через пять.
– Да, да! – весело откликнулась она. – Сейчас выйду.
Я ушел в комнату и включил телевизор. Показывали КВН.
На сцену вышел молодой человек в очках. Согласно сценарию, он изображал нашего президента и разговаривал почему-то стихами:
– С Бушем спорили на даче
У кого премьер богаче.
Оказалось, что богаче…
Тут молодой человек взял короткую паузу, выдохнул и объявил:
– Михаил Михайлович Касьянов.
Зал взорвался от смеха. Я тоже засмеялся вместе со всеми, хотя это было ничуть не смешно. Мельком показали крупного мужчину с тяжелым лицом. Он растерянно улыбнулся – видимо, не вполне понимал, как реагировать.
Прошло еще минут пятнадцать – Наташа по-прежнему была в ванной.
– Наташа! – я снова начал к ней стучаться. – Что за фигня?! Ты уже там полчаса!
Ответа не было, только плеск воды. Я запаниковал, заметался по квартире. Несколько раз подходил и дергал дверь в ванную, кричал, чтобы она выходила. Все было напрасно. Думал даже выбежать на улицу, встретить там Катю, уговорить ее куда-нибудь уйти. В кафе, например, посидеть. Или в парк – погулять. И тут как раз раздался звонок в дверь. Катя явилась чуть раньше. Я знал, что дверь в таких случаях нужно открывать сразу.
– Привет!
Катя шагнула через порог, подставила мне щеку для поцелуя, потом отстранилась, вылезла из шубы и осталась в черных джинсах и блузке болотного цвета. Лицо у нее было счастливым. Я давно заметил, что чем лучше у нее настроение, тем мрачнее она одевается. И наоборот – если она в ярком, то жди беды.
– Проходи… – произнес я упавшим голосом.
– Что с тобой?
Я не успел ответить. Дверь ванны распахнулась, и в проеме показалась Наташа. Она была совершенно голая и пятилась на нас задом, вытирая волосы крошечным полотенцем.
Я выругался матом.
Наташа обернулась, заметила Катю и с жеманным смущением прикрыла низ живота полотенцем:
– Ой, простите…
Катя слегка подняла брови и вопросительно на меня посмотрела. Ее лицо в этот момент было очень спокойным, почти умиротворенным. Наташа ласково улыбнулась Кате:
– Ой, простите… Я прям даже не знаю. Автограф дадите, а?
Катя, не оборачиваясь на нее, продолжала молча меня разглядывать. Я на всякий случай сделал шаг назад и произнес, глядя ей в лицо:
– Кать, ну это, не знаю… старая знакомая… Пришла, сказала на минутку… а сама – видишь…
Катя участливо покачала головой и повернулась к Наташе:
– Вы, наверное, торопитесь?
Потом принялась стягивать сапоги. Наташа юркнула обратно в ванную. Через минуту выскочила уже одетой, схватила пальто и, весело нам подмигнув, проскользнула к входной двери.
– Пока, зайчики!
Катя стащила сапоги и стала высматривать на полу тапки. Дверь громко хлопнула. Я нагнулся, нашел под вешалкой тапки и услужливо поставил перед Катей:
– Вот!
Она выпрямилась, молча сунула ноги в тапки, потом сделала шаг и со всей силы влепила мне пощечину.
