Глава 14
Ни лайка, ни совести
Ляля её убьёт – никаких сомнений. Единственным её напутствием было: «Только аккуратно, не сорви этикетку». И Лера терпела щекотное покалывание на загривке, проверила стул, на который села, постелила салфетку на колени и отступила от раковины как можно дальше, когда мыла руки. А потом вдруг Соломатин, эта непроходимая сволочь, намекнул, что она, великая Гинзбург, – кисейная барышня. Что боится открывать новые горизонты. И хорошо, что речь шла всего лишь о карри, а не о тяжёлых наркотиках. Потому что глаза заволокло кровавой дымкой, из ноздрей повалил пар, и Лера ринулась в атаку. Причём так активно, что забила в собственные ворота.
Браво, Гинзбург.
Выворачиваясь в туалете под феном для рук, Лера успела изучить в телефоне стоимость чёрного комбинезона. Теперь, чтобы дожить до зарплаты, ей надо было до конца месяца питаться лапшой. И то, если раз в день и по полпачки. Комбинезон был хорош, но платить столько денег за тряпку… Боже, куда катится мир? Всю жизнь Лера при покупке одежды руководствовалась одним простым правилом: чтобы было не жалко выкинуть. Первое пятно, первая дырка – а появлялись они с учётом полевой работы быстро, – и вещь отправлялась к мусорным бакам, где избалованные московские бомжи брали её на суд собственного модного приговора. И, к чести последних, не всегда включали в свой гардероб.
И ладно бы просто вывалила за шиворот немного риса. В полупустом лифчике для него было достаточно места. Нет ведь! Решила скорчить из себя недотрогу. Отбилась от маньяка, словно он хотел пощупать её за грудь!
Не льсти себе, Гинзбург. Твоя грудь никому не была нужна столько лет, не нужна и теперь. В особенности Матвею Соломатину, который, если верить сплетням, ещё не так давно страстно жамкал и мусолил внушительные импланты Маргариты Проскуриной.
Защитила девичью честь? Молодец. И какой ценой? Да за такие деньги не жалко было просто расстегнуть комбинезон и вывалить нехитрое добро прямо на стол. По крайней мере, тогда бы Лера избежала голодной смерти.
Основной инстинкт – тот, который действительно основной и отвечает за выживание, а не за соблазнение Майкла Дугласа, – подсказывал Лере немедленно вернуться в зал ресторана и съесть всё, за что уже заплатил Соломатин. До последней крошки. Всосать в себя огненное варево и рис, как удав, чтобы уйти в сытую спячку до аванса. Но гордыня и чувство собственного достоинства удерживали Леру в капкане уборной.
Попытка замыть жирные пятна пеной для рук результатов не принесла. И кто вообще выдумал эту пену? Взбили жидкое мыло миксером, накачали воздухом, чтобы хватило на подольше? Курам на смех. Теперь на высушенной с трудом ткани помимо жёлтых пятен красовались ещё и большие белёсые подтёки – уже от мыла.
Лера вздохнула. Терять было нечего. Вернуться и посмотреть в глаза своему позору она уже не могла, а поскольку до закрытия ресторана осталась ещё уйма времени, решила не сдаваться и бороться до последнего.
Расстегнула верхушку комбинезона, сняла, выложила в раковину и с напором доярки восьмидесятого уровня принялась давить из дозатора несчастную пену. Какая-то женщина заглянула в туалет, но, увидев полуобнажённую Леру, яростно цедящую пластиковый сосуд, пулей вылетела обратно. Наверное, приняла происходящее за забавы местных куртизанок.
Когда дверь уборной распахнулась снова, Лера уже готова была опять опозориться перед какой-нибудь незнакомкой, но делать этого не пришлось. На пороге стоял Матвей Соломатин, и то, что читалось на его лице, было далеко от осуждения.
Он замер в дверях, будто налетел на прозрачную стену. Глаза его распахнулись, взгляд медленно пополз вниз от шеи за рамки приличия и там остановился, стекленея.
Лера была уже не в том положении, чтобы лихорадочно прикрываться, визжать или звать на помощь, как стоит делать всякой уважающей себя старой деве. Она вздохнула, расправила плечи и терпеливо подождала, пока Соломатин насмотрится и, возможно, даже прожжёт дырку в бюстгальтере. По крайней мере, взгляд у Матвея был как у супергероя с рентгеновским зрением.
– Ты всё, я могу стирать дальше? – осведомилась Лера, когда пауза затянулась.
– Я… – Он прочистил горло. – Тебя долго не было, я подумал…
– Мужской туалет – за соседней дверью.
Соломатин встрепенулся, быстро посмотрел вниз, под стенки кабинок, и, убедившись, что там нет посторонних ног и, следовательно, посетительниц, плотно закрыл за собой дверь и для надёжности прислонился к ней спиной.
– Слушай, мы неправильно начали, – сказал он, старательно глядя Лере в глаза. – Ты можешь объяснить членораздельно, чем я тебе не угодил?
Лера виновато пожала плечами и указала на горло.
– Ларингит.
– Да нет у тебя никакого ларингита, и ты прекрасно это знаешь! – раздражённо поморщился Соломатин. – Ну же? Что не так?
Она повернулась к раковине и принялась с нарочитым рвением застирывать верхушку комбинезона.
– Я что, умудрился тебя обидеть? – не унимался Матвей. – Или ты из тех, кто ненавидит богатых? Бизнесменов? Любая другая девушка пищала бы от радости, что я позвал её на свидание…
– Вот как? – Лера уронила несчастную тряпку в раковину и воинственно вскинула подбородок. – Прямо-таки пищала? Ты поэтому мне написал? Захотелось расширить целевую аудиторию?
– Опять! – Он раздражённо цокнул. – Ведешь себя как маленькая! Это защитная реакция, да? Или комплексы?
– Тебе виднее, ты же у нас разбираешься в девушках!
– Слушай, не собирался я тебя лапать! – Матвей шагнул к ней. – Хотел помочь с рисом… Не обязательно было драться!
– У золотого принстонского мальчика останется синяк? – Она скорчила скорбную физиономию.
– Вот что тебя злит? Не любишь, когда кто-то умнее тебя?
– Возможно. – Её глаза сузились. – Но тебе это не грозит.
– И всё это ты поняла из своей чудо-анкеты?
Мгновение она просто смотрела на него, тяжело дыша. Давненько ей не хотелось разбить кому-то лицо, и теперь она изо всех сил сжимала в руках мокрую тряпку, то, что осталось от дизайнерской шмотки, чтобы хоть как-то занять руки.
– Слушай, Соломатин, – процедила она. – Тебе ведь просто скучно, да? Ищешь, как пощекотать нервы? Вперёд. Но не за мой счёт. Хватит того, что я испортила чужую вещь. Так что иди к девочкам, которые от тебя пищат, и оставь меня в покое.
Матвей посмотрел в раковину и подцепил пальцем намокшую этикетку.
– Это что, вещь из магазина? – спросил он. – Ты планировала её вернуть?
– А тебе не всё равно?
Вместо ответа Соломатин дёрнул этикетку на себя и оторвал.
– Я оплачу ущерб, – сказал он.
Секунду Лера молчала в замешательстве. Шкала её терпения закрашивалась красным стремительно, как у градусника, который опустили в кипяток. А потом всё-таки рвануло.
