– По местам! – скомандовал Вересов.
6
Граница Вселенной оказалась не такой, какой её представляли участники похода.
То есть все понимали, что никакой стеной Вселенная не ограничена, а её «размытый» ускорением край должен чем дальше, тем быстрее убегать в бесконечное «ничто», которое Ядогава назвал «континуумом с ложным вакуумом». Однако представить наглядно и описать такой континуум он не взялся. И даже Вестник, казалось, знавший во Вселенной «каждый столб», не мог предсказать, что увидят люди.
Первые двадцать миллиардов световых лет после того, как «вселенолёт» углубился в пространство за пределы видимой Вселенной (этот слой жители на Земле видеть не могли по той простой причине, что свет звёзд с этих рубежей не достигал Солнечной системы), пространство вокруг (если это было пространство) практически не менялось. К тому же звёзды в этом слое убегали от Солнца практически со скоростью света. Но это были всё-таки звёзды, собравшиеся в разной формы скопления – спиральные галактики, эллиптические и сферические.
Потом количество галактик, свет которых «вселенолёт» настиг, стало резко уменьшаться, да и сами они стали менять форму, приближаясь к эллипсам и сферам. Преодолев ещё сорок миллиардов световых лет (по расчётам Копуна), наблюдатели увидели струи размытого свечения холодных тонов: голубых, синих, фиолетовых и зеленоватых. Эти струи здорово напоминали земное северное сияние, и снова у Ивана возникло ощущение, что его сон со свечой близок к реальности. Но вслух об этом говорить он побоялся.
– Газ, – прокомментировал картину «северного сияния» Копун.
– Объясните, – велел Вересов.
– Кажется, я знаю ответ, – сказал Ядогава. – Мы догнали волну первичного водорода, рождённого после окончания инфляции. Первыми во Вселенной после свёртки измерений, кроме трёх, создающих объём пространства, родились протоны и нейтроны, образующие ядра водорода. Инфляция загнала эти облака так далеко, что только мы смогли их догнать. Звёзды здесь ещё не образовались.
– Совершенно верно, – сказал Копун. – Мы сейчас видим эпоху рекомбинации, углубляясь в продолжающий расширяться ускоренно пузырь Вселенной.
– Твоя защита выдержит?
– Плотность энергии этого слоя намного выше плотности «нормального» вакуума, но опасности нет.
– Следуем дальше.
Прыгнули ещё на миллиард световых лет, и ещё, и ещё…
Очнулись от последнего обморока, ставшего привычным, но не увидели ничего.
– Копун? – позвал «пилота» Вересов. – Мы ослепли?
– Я не ослеп, – последовал ответ, – однако ничего не вижу. В пределах чувствительности систем обзора источников света нет.
– Параметры среды.
– Это вакуум, но с очень большой для этого континуума температурой – выше миллиона градусов.
– Этого не может быть, – недоверчиво сказал Ядогава. – Вакуума с такой температурой не существует.
– Он заполнен тем, что вы называете тёмной материей. Не считая, естественно, тёмной энергии.
– А как вы ориентируетесь в этом нигде? – спросил Мишин с любопытством. – Мы не заблудимся?
– Разумеется, я не пользуюсь системой Waze
[13], – с мягкой иронией ответил Вестник, – но мои конструкторы предусмотрели подобные ситуации. Мы движемся по вектору импульса «суперструны», этого достаточно?
– Из школьного курса физики я помню, что в присутствии сильных гравитационных полей прямые линии иллюзорны. Нас вполне может мотать по кругу.
– Гравитационное поле в данной области пространства имеет почти нулевое значение, тяготеющих масс, кроме скоплений тёмной материи, здесь нет.
– Но ведь и тёмная материя может формировать массивные гравитационные поля, – сказал Ядогава. – Мы уже сталкивались со сгущениями тёмной материи в созвездии Лиры.
– Я контролирую гравитационные поля.
– Главное, не заблудиться, – сказал Мишин. – А то действительно получится, что сон Ломакина вовсе не сон, а предвидение.
Копун промолчал.
– Ещё вопрос, – не унимался помощник Вересова. – Ты утверждаешь, что след твоих создателей…
– Предков создателей.
– Пусть предков, ведёт сюда, в пограничный слой Вселенной. Ты стопроцентно уверен в своих расчётах? Может ли какой-то материальный объект, астероид там или планета, находиться в этой горячей темноте долго? Она его не съест?
– С точки зрения энергетики – может. Звезда не нужна, энергию можно качать из вакуума, как это делаю я.
– Но ты уверен, что толкиновцы или их предки устремились именно в этом направлении?
– Почти, – после паузы ответил Копун.
– Что значит – почти?
– Они оставили цепочку бакенов… как я это себе представляю.
– Бакенов?! Ты встречал бакены и не сообщил нам?!
– Это не совсем бакены, – поспешил защитить Вестника Иван. – Копун просто подобрал знакомый термин. Каждый миллиард световых лет мы фиксируем сгущения тёмной материи в форме колец.
– Мы? – хмыкнул Ядогава.
Иван смутился.
– Я имею в виду Копуна. Возможно, это и не след, случайное совпадение, но пока что все сгущения укладываются на прямую линию, и мы движемся в створе этого вектора.
– Интересно, как ему удаётся видеть тёмную материю?
– Уж если аппаратура «Дерзкого» могла зафиксировать скопление тёмной материи в системе Глаза Гефеста, то Копун это делает на раз.
«Благодарю за поддержку, Иван», – прилетел дружелюбный пси-импульс Копуна.
«Не обижайся на ребят, они переживают и перестраховываются, такова специфика их работы».
«Понимаю».
– Ещё вопросы есть? – спросил Вересов.
На сей раз не отозвался даже Мишин.
– Двигаемся дальше, – подвёл итог дискуссии начальник экспедиции.
Сделали ещё два десятка прыжков, ориентируясь по кольцам тёмной материи, разделённым расстоянием ровно в один миллиард световых лет. Хотя видел эти кольца только Вестник, использующий свои «божественные» возможности.
Впрочем, Ивана физические аспекты «темновидения» не волновали. Он больше переживал за настроение Елизаветы, но и она не выказывала страха, уверовав в кондиции «машины судного дня», выдержавшей сто пятьдесят миллиардов лет одиночества. Да и присутствие подготовленных к экстремальным ситуациям коллег, готовых до конца сражаться за жизнь, успокаивало. На борту «вселенолёта» находилась ещё одна женщина из команды Вересова, и данное обстоятельство также успокаивало не меньше.
Сто двадцать третий прыжок вынес «вселенолёт» из мрака в «белую метель». Со всех сторон его окружала сияющая бездна, будто космолёт попал в ядро галактики или в недра звезды.
