У Валерия Ивановича ёкнуло под ложечкой.
– Откуда знаешь?
– Ну не всё же такие, как ты, – в углу сидят и с людьми не общаются, – усмехнулся Уборевич. Потом бросил на Межлаука напряжённый взгляд и каким-то осипшим голосом попросил: – Если будет шанс – замолви там за меня словечко. Скажи, мол, понял он всё, согласен, дураком был, понимает, что не в своё дело полез. Не повторится этого больше никогда…
Валерий Иванович несколько мгновений смотрел на человека, только что подарившего ему огромную, немыслимую надежду, а потом молча кивнул. Тот также молча кивнул в ответ и отошёл.
Утро началось с суматохи. Межлаука разбудили выстрелы, шум, лай собак. Правда, происходило это всё не в бараке, а на улице. Валерий Иванович встревоженно дёрнулся и попытался приподняться, чтобы заглянуть в затянутое льдом окошко, но тут входные двери в барак с грохотом распахнулись, и в помещение ввалился десяток энкавэдэшников с пистолетами-пулемётами на изготовку.
– Всем лежать! – заорал дюжий сержант. – Не вставать! Попытку встать с нар или сделать что-то без команды буду считать попыткой к побегу! – А по бокам от него заходились непрерывным лаем две мощных овчарки.
«Вот и накрылся мой этап», – с тоской подумал Межлаук, замирая на нарах. Барак будто вымер. Сержант ещё несколько мгновений напряжённо всматривался, водя дулом из стороны в сторону, затем молча мотнул головой, после чего двое конвоиров, стоящих справа и слева от него, выскочили вперёд и, подскочив к отдельно стоящей рядом с печкой-буржуйкой настоящей кровати с сеткой, одним движением сдёрнули с неё худого, жилистого типа с золотой фиксой, который демонстративно проигнорировал все команды вертухаев и сел, демонстративно развалившись на кровати и взирая на происходящее с нескрываемой насмешкой. Это был «смотрящий» за их бараком авторитетный «мастевой»
[88] Верблюд. До сего момента он казался всем неприкосновенным, поскольку именно он с помощью собравшихся под его рукой «громил» и «шестёрок» обеспечивал в бараке необходимый «порядок». Самыми жестокими методами. Как-то противостоять ему сумели только «политические» из числа бывших военных. Да и то это получилось только после того, как те в одной из схваток «разменяли» два своих трупа на два трупа из числа подручных Верблюда. Одним из них оказался его на тот момент правая рука бандит Лапа, сидевший за разбой с убийством. Верблюд тогда много орал, что не простит, что виновные ему ответят, но с того момента на «военных» больше сильно не наезжал. Возможно, просто выжидая момента…
– Начальник, чё за дела? – вскипел тот и начал вырываться из рук скрутивших его бойцов. – Да что за кипеш… – Больше он ничего произнести не успел, потому что сержант молча поднял пистолет-пулемёт и сделал один выстрел. Верблюд вздрогнул всем телом и мёртво обвис, так и не закончив фразу.
– Я предупреждал, – зло бросил сержант, – любое движение без команды считается попыткой к бегству или нападением. Что непонятно?
Барак замер. Произошедшее на глазах у всех «низвержение тирана» стало полной неожиданностью и-и-и… настоящим сокрушением устоев. Сержант ещё раз обвёл взглядом сонм уставившихся на него испуганных, озадаченных, удивлённых и-и-и… в существенной части обрадованных глаз, после чего мотнул головой двум подчинённым, державшим труп Верблюда:
– Это в тачку – и дальше по списку.
За следующие полчаса барак покинули Крест, Балалайка, Лоб, Козырь, Нюха и Табур – все самые ближние прихлебатели покойничка. Причём Табур, так же как и Верблюд, вперёд ногами. Ну мало ему показалось первой наглядной демонстрации того, что энкавэдэшники шутить не собираются. А может, просто поторопился заявить свои претензии на место покойного Верблюда… А вот никакой отмены этапа, слава богу, не случилось.
– Ой, что-то начинается… – возбуждённо прошептал Валерию Ивановичу на завтраке Уборевич, заняв соседнее место на лавке. – Эвон как за уголовников взялись. Во всех бараках чистку затеяли. Семнадцать человек по лагерю наглухо положили. Причём все из самых «мастевых»! Ой, начинается… – Он запнулся, окинул Межлаука горящим надеждой взглядом и снова напомнил: – Не забудь про меня, ладно?..
До Москвы Валерий Иванович добрался в начале января. Бутырка встретила непривычной суетой и грохотом каблуков по металлическим трапам. Похоже, она принимала и отправляла отнюдь не один этап.
К удивлению Межлаука, его поместили не в общую камеру, а в одиночку. Причём неожиданно хорошо обустроенную. В камере даже было бельё и стульчак со вставленным ведром вместо обычной параши. По всем тюремным правилам – немыслимое дело. А ну как заключенный свернёт простыню и на ней повесится? Или с получившимся из простыни валиком нападёт на конвоира как с дубинкой либо удавкой?
Первые три дня его никто не трогал. За это время Межлаука сводили в баню и парикмахерскую, а также заменили его потёртую и заношенную тюремную робу на новую. Это было совсем уж невероятным событием, так что его надежды на положительные изменения в своей судьбе ещё больше укрепились.
На допрос его вызвали уже под вечер. Причём, когда Валерий Иванович вошёл в допросную комнату, там его встретил не привычный сержант или хотя бы лейтенант, а целый старший майор.
– Присаживайтесь, – вполне миролюбиво предложил он, а когда Межлаук аккуратно присел на стул, раскрыл лежащую перед ним папку с надписью «Дело №…» и неторопливо зачитал: – Межлаук Валерий Иванович, из мещан, дата рождения – седьмое февраля одна тысяча восемьсот девяносто третьего года, уроженец города Харьков, бывший член…
Сидевший перед ним заключённый молча слушал короткое изложение своей биографии, рассматривая сидящего перед ним старшего майора. Интересно, с чего это ему такая привилегия? Целый старший майор! Если брать по армейским меркам, то перед ним сейчас сидел генерал… Нет, когда следствие только начиналось, в его допросах, бывало, участвовал и сам Ежов. Но чем дальше, тем уровень, так сказать, общения падал всё сильнее и сильнее. В последний месяц перед судом с ним работал уже младший лейтенант. А в лагере он вообще не общался ни с кем выше сержанта. И тут на тебе – старший майор.
– Наверное, гадаете, чем вызваны столь неожиданные для вас изменения, произошедшие с вами в последнее время. Есть какие-нибудь предположения? – поинтересовался следователь, когда закончил зачитывать выдержки из его обвинительного заключения, которым и оказалась та самая папка.
– Моё дело было пересмотрено? – сильно волнуясь, но стараясь никак не показывать этого, поинтересовался Валерий Иванович.
– Нет, – спокойно отозвался старший майор. – И, я думаю, вам не стоит на это рассчитывать. Ваше дело вполне очевидно и не вызывает сомнений. Ещё варианты?
– Но-о-о… – растерянно начал Межлаук. После чего замолчал и честно размышлял несколько минут. Потом признался: – Тогда не знаю.
– Новая политика в области отбывания наказания, – доброжелательно улыбнувшись, пояснил старший майор. – Поскольку сроки у большинства из осуждённых по пятьдесят восьмой статье очень большие – десять лет и больше, а среди них встречается довольно много неплохих профессионалов, ранее работавших на весьма высоких должностях, а СССР до сих пор испытывает заметную нужду в профессионалах подобного уровня, принято решение использовать часть из них с большей пользой, нежели в роли простых лесорубов и землекопов.
