Часть V
Гибкость мышления
Как жить в век неопределенности, когда старые истории потерпели крах, а новые еще не появились?
19
Образование
Единственная константа – перемены
Человечество сталкивается с беспрецедентными революционными переменами, и все наши старые истории рассыпаются, а новая, которая должна прийти им на смену, еще не появилась. Как подготовить самих себя и своих детей к миру столь масштабных потрясений и фундаментальных неопределенностей? Ребенку, рожденному сегодня, в 2050 году будет чуть больше 30 лет. Если с миром ничего не случится, этот ребенок доживет до 2100 года и может остаться активным членом общества даже в XXII веке. Чему учить ребенка, чтобы обеспечить ему достойную жизнь в том мире, каким он будет в 2050 году или в XXII веке? Какие навыки ему понадобятся, чтобы найти работу, понимать происходящее и ориентироваться в жизненном лабиринте?
К сожалению, никто не знает, как будет выглядеть мир в 2050 году, не говоря уже о 2100-м, и поэтому мы не можем ответить на эти вопросы. Конечно, люди никогда не умели точно предсказывать будущее. Но сегодня сделать это гораздо труднее, чем прежде: ведь когда технология позволит нам конструировать свое тело, мозг и сознание, мы уже ни в чем не будем уверены – в том числе в тех вещах, которые раньше казались вечными и неизменными.
Тысячу лет назад, в 1018 году, люди не могли точно предсказать будущее, однако были убеждены, что основные черты человеческого общества не изменятся. Если в 1018 году вы жили в Китае, то знали, что к 1050 году империя Сун, возможно, рухнет, с севера вторгнутся кочевники кидани, а миллионы людей погибнут от эпидемий. И все же было очевидно, что даже в 1050 году большинство жителей будут крестьянами и ткачами, правители по-прежнему будут набирать армию и чиновничий аппарат из людей, женщины будут подчиняться мужчинам, продолжительность жизни по-прежнему будет около 40 лет, а человеческое тело останется точно таким же. Поэтому в бедных семьях родители учили детей сажать рис и ткать шелк, а богачи учили мальчиков конфуцианской классической литературе, каллиграфии и боевым искусствам, а девочек – быть скромными и послушными женами. Никто не сомневался, что эти навыки будут востребованы в 1050 году.
Сегодня мы понятия не имеем, как в 2050 году будет выглядеть Китай или остальной мир. Мы не знаем, чем люди будут зарабатывать себе на жизнь, не знаем, как будут функционировать армии или бюрократия, не знаем, какими будут отношения между полами. Вероятно, люди будут жить гораздо дольше, чем в наши дни, а само человеческое тело может революционным образом измениться благодаря биоинженерии и интерфейсам «мозг – компьютер». Поэтому многое из того, чему дети учатся сегодня, в 2050 году станет ненужным.
Сегодня школы уделяют слишком много внимания запоминанию информации. В прошлом это имело смысл, потому что информации было мало (и даже этот слабый ручеек постоянно перекрывала цензура). Если в 1800 году вы жили, скажем, в маленьком провинциальном городе в Мексике, то вряд ли много знали об остальном мире. Не было ни радио, ни телевидения, ни ежедневных газет, ни публичных библиотек
[189]. Даже если вы владели грамотой и обладали доступом к частной библиотеке, читать в ней было нечего, кроме романов и религиозных трактатов. Испанская империя строго цензурировала все тексты, печатавшиеся на ее территории, а извне допускала лишь небольшое число одобренных публикаций
[190]. Примерно такой же была ситуация в провинциальных городах России, Индии, Турции и Китая. Школы Новейшего времени, в которых детей учили читать и писать и знакомили с основами географии, истории и биологии, знаменовали огромный шаг вперед.
В XXI веке мы, напротив, тонем в огромном потоке информации, остановить который не пытаются даже цензоры. Они заняты тем, что распространяют дезинформацию или отвлекают нас какой-нибудь чепухой. Если вы живете в провинциальном мексиканском городе и у вас есть смартфон, то вам понадобится несколько жизней, чтобы просто читать Википедию, смотреть доклады с конференций TED и проходить бесплатные онлайн-курсы. С другой стороны, появилась новая опасность – теперь слишком легко запутать публику противоречивыми сообщениями и отвлекающими маневрами. Человеку из любого уголка мира достаточно кликнуть мышью, чтобы увидеть последние новости о бомбардировке Алеппо или о таянии льдов в Арктике, но противоречивых сообщений так много, что трудно понять, каким из них верить. Кроме того, доступность множества других вещей мешает сфокусировать внимание на чем-то одном, а когда политика и наука кажутся нам слишком сложными, возникает соблазн посмотреть смешное видео с котиками или почитать сплетни о знаменитостях.
В таком мире ученикам от учителя меньше всего нужна информация. Они и так ею перегружены. Люди нуждаются в умении понимать информацию, отличать важное от несущественного, а главное – соединять разрозненные фрагменты информации в целостную картину мира.
В сущности, именно таким был идеал западного либерального образования на протяжении нескольких веков, но до настоящего времени даже западной школе не удавалось его реализовать. Учителя позволяли себе ограничиваться сообщением информации, поощряя учеников «думать самостоятельно». Опасаясь авторитаризма, либеральные школы испытывали неподдельный ужас перед напыщенными нарративами. Они полагали, что, если дать ученикам много информации и немного свободы, они сами сформируют для себя картину мира, и даже если это поколение не сумеет объединить всю имеющуюся информацию в связную и осмысленную историю мира, впереди еще много времени, чтобы выполнить такой синтез в будущем. Теперь время вышло. Решения, которые мы примем в следующие несколько десятилетий, определят будущее самой жизни, а принять эти решения мы можем только на основе сложившегося мировоззрения. Если у нынешнего поколения отсутствует целостный взгляд на мир, выбор будущего будет осуществляться случайным образом.
Становится жарко
Большинство школ стараются снабдить учеников не только информацией, но и набором определенных навыков, таких как умение решать дифференциальные уравнения, программировать на C++, анализировать состав вещества в пробирке или говорить по-китайски. Но мы не представляем себе, как будет выглядеть мир и рынок труда в 2050 году, и поэтому не знаем, какие именно навыки понадобятся людям. Мы можем потратить много сил, обучая детей программированию на C++ или разговорному китайскому, но в 2050-м выяснится, что искусственный интеллект пишет программы лучше людей, а новое приложение Google Translate позволяет вести разговор на почти безупречном мандаринском, кантонском или хакка, даже если сами вы способны только поздороваться: «Ни Хао».
Чему же мы должны учить детей? Многие специалисты в области педагогики утверждают, что школы должны перейти к обучению четырем навыкам: критическому мышлению, коммуникации, сотрудничеству и творчеству
[191]. В более широком смысле школы должны меньше внимания уделять техническим умениям и сосредоточиться на общих жизненных навыках. Самой важной будет способность приспосабливаться к переменам, учиться новому и сохранять хладнокровие в незнакомых ситуациях. Чтобы идти в ногу с миром образца 2050 года, потребуется не просто предлагать новые идеи и продукты – прежде всего нужно будет постоянно обновлять самих себя.
