На улице уже светало. День обещал быть солнечным, но нежарким, что было приятно. Это не давало им никаких дополнительных шансов, потому что солнце по-прежнему светило как преследующим, так и нападавшим. Относительно этого ничего не изменилось за тысячелетия. Менялась добыча и менялись хищники. А солнце по-прежнему светило им всем.
Шансов это не давало, но Дрей привык довольствоваться малым. Маленькими радостями типа всходящего солнца — в том числе.
— Пробежимся? — спросил Дрей девочку, как только они вышли из бункера-киоска.
Илона пожала плечами:
— Давай.
Дрей в последний раз обернулся на магазин. При свете дня какие-то надписи перестали светиться — и были невидны. Другие, наоборот, засверкали в лучах солнца. Последний слоган, который он увидел, прежде чем начал бег, был:
"Ваше бессмертие — единственный достойный объект ваших инвестиций"
Надпись сверкала у него в глазах еще несколько секунд, хотя он уже отвернулся, запечатлевшись на сетчатке. Наверное, в этой надписи тоже были использованы какие-то рекламные техники прошлого — больно долго надпись, и ее смысл, не могли выветриться из его головы.
С другой стороны, поразмышляв на тему личного бессмертия пару минут — ни к чему утешительному он не пришел.
Возможно, бессмертие и было. Только ему придется еще очень потрудиться, чтобы выжить, и дожить до того времени, когда можно будет всерьез задуматься о том, прожил ли ты достаточно.
С другой стороны — доля правды в этом была. Почти все последнее поколение умирало молодым. Сколько трупов осталось позади него в этом городе — но все это были молодые трупы.
Старшее поколение по-прежнему было легко определить — но все труднее по внешним признакам, а все чаще — только по манерам, изменяющейся пластике движений и знаниям, пусть и обыденным, которые приходят только с годами.
Они бежали между одно- и двухэтажных домов. Бежали неторопливо, и как-то, не сговариваясь, разделили зоны, за которыми следили. Дрей больше осматривал все то, что находилось справа и спереди, а Илона все время вертела головой так, что не оставляла без внимания левую часть улицы. Иногда девочка еще успевала оглядываться назад.
Как бы доставщик не хотел, но он не мог полностью полагаться на девочку, поэтому и он иногда поглядывал туда же, осматривая и дома слева, и косясь время от времени на дорогу, которую они недавно пробежали.
У него создалось ощущение, которое он не стал проверять, что и девочка делала точно также.
Но даже то, что кто-то кроме него посматривал на окрестности, выискивая потенциальные угрозы, было непривычно для экзо.
— Так что ты думаешь? — Достаточно неожиданно спросила девочка.
— О чем? — недоуменно ответил вопросом Дрей.
— Все о том же. О "Примирителе".
Дрей скосил взгляд на девочку:
— "Примиритель" — это что?
— "Примиритель" — это компонентный гемм, одним из носителей которого я являюсь. — Терпеливо ответила девочка.
— Кого и с кем он примиряет.
— Он примиряет расу. Под этой эгидой он и создавался. Или под этим лозунгом, под этой вывеской, как угодно. Финальное примирение — и никто больше никогда не воюет.
— И расы тоже нет.
— Это уже мнение. А факт остается тем же — никто и никогда больше не воюет.
— Ты сама-то в это веришь.
— Это мнение. Неважно, во что верю я — я всего лишь носитель. Важно, во что веришь ты.
Дрей все же решил не останавливаться, хотя разговор и приобретал достаточно интересный оборот.
— Это почему? Почему так вдруг важна стала моя вера.
— Она была важна всегда, я думаю. Хоть кому-нибудь. Сейчас она важна для меня.
— И почему?
— Потому. Есть легенда. Так, не легенда — семейное предание, семейная сказка. Мне ее рассказывали. Не хочу пересказывать всю. Но вот суть: есть компонент, и есть защитник. У каждого компонента — есть свой защитник. Пока у компонента есть защитник, — компонент недоступен для злых сил. Когда компонент теряет защитника, он проигрывает партию. Если все четыре компонента теряют защитников — то наступает конец мира. Того мира, который есть сейчас.
— И где в этой легенде есть мое описание? С чего ты решила, что именно я стану твоим защитником.
— Защитником, хозяином, владельцем или спутником — это неважно. Важно, что я иду рядом с тобой.
Дрей решил сменить тему с той, которую посчитал слишком для себя расплывчатой. А непонятных и расплывчатых тем он не любил.
— А ты что-нибудь слышала, о других?
— О других компонентах? Никогда. Никто в нашем роду никогда не знал ничего о других ветвях. Как ты понимаешь, их разделили, разбросали так далеко, как смогли. Или они разошлись сами, неважно. Важно другое, и это тоже есть в преданиях — что, по крайней мере, два из четырех компонентов всегда хотели, чтобы объединение свершилось. И искали возможностей. Это тоже передавалось из поколения в поколение. Я думаю, что если мне внушили — что надо прятаться, то им — что надо искать друг друга, искать хозяина.
— Почему бы тогда им не сделать хозяевами кого-нибудь из своих?
— Генетическое ограничение. Никто, даже близкие гены не подходят. Поэтому хозяином станет чужой. Для этого, под «паранджой», может стать большим разочарованием, если он окажется моим, пусть и очень дальним, родственником. Тогда для него — все насмарку. Только…
— Только?
— Только мне кажется, по его настойчивости, по тому, как он неудержимо рвется вперед, что у него уже есть все или почти все остальные элементы. Он проверил совместимость. Иначе бы не шел ва-банк.
Дрей пожал плечами.
— Может, он просто азартен. Да это неважно. Рисковать я лично не намерен. Нам придется бежать очень далеко.
— На кон брошено слишком многое. Просто так не спрячешься.
Дрей еще раз пожал плечами и не ответил. Не любил он этого — разговоров, из которых нельзя было извлечь непосредственной пользы. Ему нравилось всходившее солнце. Этой ночью ему нравилось смотреть на млечный путь и идти под его светом. Но говорить он предпочитал о том, где достать еду и как уйти от погони.
Сначала солнце подталкивало их в спины, и это помогало идти. Постепенно они отдалялись от мурашника.
Так было до полудня, но теперь жара начинала давать о себе знать. Малоэтажные строения все чаще перемежались лесочками и кусками незаросших еще полей. И это начинало их замедлять.
Вообще — сейчас Дрей с особой осторожностью относился к любым открытым пространствам. Как бы много ни было людей у их загонщиков — но их не могло быть слишком много.
И преследователи не знали точно, где и искать.
