– А еще они ходят к профессиональной маникюрше. Как-нибудь сводите меня в маникюрный салон?
– Милая, я даже не знаю, где он находится.
– А вот их бабушка знает.
Шерил так выделила «их», словно Уилла – ее бабушка. Это было удивительно приятно. Уилла вдруг представила, как разыскивает маникюрный салон, чтоб повести туда внучку.
– Мама говорит, у нас нет денег на маникюр, – сказала Шерил, когда они продолжили путь. – Мы сами обрабатываем свои ногти.
– Я тоже.
– Мама и стрижется сама.
– У нее хорошо получается.
– А вы как?
– Что?
– Сами стрижетесь?
– Нет, прибегаю к услугам других. – Уилла как будто извинялась.
– Вы красите волосы, да?
– Нет, только чуть подкрашиваю.
Шерил сощурилась на ее прическу.
– Седины еще нет, но волосы стали какие-то блеклые, – поделилась Уилла.
– Ничего, так нормально, – сказала Шерил и, помолчав, добавила: – Для пожилой женщины вы очень даже симпатичная.
– Ну спасибо.
– А в девять лет вы были симпатичная?
– В девять? Ой, нет!
Шерил улыбнулась.
Они опять свернули направо и теперь двигались к дому. Им встретилась серая собачонка, лохматая, точно швабра. Она возбужденно подскакивала, заходясь иступленным тявканьем, но Аэроплан только равнодушно фыркнул и отвернулся. Хозяйкой собачонки была старуха в черном платье-балахоне. Похоже, сейчас гуляют одни старики, подумала Уилла, все остальные на работе.
Они подошли к своему кварталу, и Уилла спросила:
– А с соседями, что живут через дорогу, ты знакома?
– Нет, наша сторона улицы с ними не знается. Те, что напротив нас, жуткие задаваки, считают себя особыми, потому что чернокожие. А мальчишки из дома, где мыли веранду, ходят в частную школу и даже словом не перебросятся с Эрландом, хотя они ровесники.
Уилла хмыкнула.
На прогулке они сделали круг и теперь возвращались с другой стороны. Миновали дом с красным стикером на окне «Ваш друг агент по страхованию жилищ» («Вот тут живет Хал», – сказала Шерил), потом дом Кэлли и, наконец, дом Эрланда, перед которым стоял, хмуро разглядывая мобильник, невысокий парень лет двадцати, смуглый, мускулистый, с шапкой темных волос.
– Сэр Джо! – обрадовалась Шерил.
Парень поднял взгляд, лицо его прояснилось.
– Привет! – сказал он.
Против ожидания, Сэр Джо вовсе не выглядел крутым мужиком. Штаны на нем были не кожаные, но из джинсы, а у тротуара был припаркован не мотоцикл, но белый фургон с надписью по борту «Теплохладотехника на любой сезон».
– Серджо Лопес, – представился парень, сунув мобильник в задний карман.
– Ах, Сер-джо! – сообразив, воскликнула Уилла.
Наверное, это вышло как у восторженной девчонки не старше Шерил, потому что парень одарил ее вялой поощрительной ухмылкой:
– Он самый, красавица.
– Ее зовут Уилла, – сурово одернула его девочка.
– Как мать-то? – спросил Серджо.
– Хорошо. Учится ходить на костылях.
– Жуть. Ладно, до встречи. – Серджо небрежно отсалютовал, приложив два пальца к виску, и вразвалочку пошел к фургону. Цокали подковки его кожаных сапог в гармошку, звякала свисавшая с ремня стальная цепочка.
Уилле стало смешно. Приоткрыв рот, Шерил не спускала с парня восхищенных глаз, и даже Аэроплан проводил его взглядом.
– Домой-то пойдем? – спросила Уилла.
– Надо, – вздохнула Шерил.
После обеда Питер ушел наверх дожидаться своего селекторного совещания, а Уилла и Шерил испекли гостинец Денизе – печенье с арахисовым маслом. Разумеется, у Шерил имелась специальная банка, куда она аккуратными слоями уложила остывшие кругляши. Тем временем Уилла проверила электронную почту – ничего, кроме спама и извещения о дне рождения дочери давнишней подруги в Сан-Диего. Уилла надеялась получить весточку от Иэна. Ну, может, откликнется на выходных. В конце недели он иногда заезжал в какой-то городок, где мобильник ловил сигнал. Уилла набрала коротенькое письмо, сообщая, где она сейчас, – на случай, если вдруг Иэн станет звонить на ее домашний телефон, хоть это маловероятно. Потом отправила такое же письмецо сестре. Элейн, конечно, не заметила бы их отсутствия, пропади они даже на полгода, но Уилле хотелось сохранить иллюзию общения. У меня ведь только одна сестра, говорила она мужу, когда тот спрашивал, ради чего она так старается. Питер видел Элейн всего раз, когда несколько лет назад та проездом была в Сан-Диего, и потом сказал: в жизни не поверил бы, что вы родные сестры. «Противная» – вот какое словцо подобрал он для Элейн.
С селекторным совещанием что-то пошло не так – оказалось, Питера забыли включить в число участников. Потом ошибку исправили, но Питер впал в брюзгливое, как его называла Уилла, настроение и еще долго ворчал и чертыхался, костеря дуру секретаршу, все напутавшую. Только около четырех он собрался ехать в больницу. В пятницу в это время народ уже срывается с работы, а посему в палате Денизы они застали маленький сабантуй. Две молодые женщины разливали вино по пластиковым стаканам, а третья, постарше, начальственного вида негритянка, обмазывала крекеры мягким сыром.
– Ой, смотрите, кто пришел! – пропела Дениза. – Знакомьтесь: Питер и Уилла, мать Шона. А это Джинни и Шэрон, мы вместе работаем, и наш директор миссис Андерсон.
Девушки только улыбнулись и пробормотали «здрасьте», а директриса, не выпуская крекер из рук, сказала:
– Всегда рада встрече с бабушками-дедушками. Это неиссякаемый ресурс. Вы обладаете какими-нибудь навыками, которыми могли бы поделиться с нашими учениками?
– Вообще-то мы не из Балтимора, – сказала Уилла, не комментируя свой статус бабушки. – Мы живем в Аризоне.
После этого она и Питер тотчас пропали с радара директрисы. Джинни всем вручила стаканы с вином, Шерил всех обнесла печеньем, миссис Андерсон произнесла тост в честь Денизы. Уилла надеялась, никто не заметил, что Питер лишь пригубил вино.
– Схожу за газетой, – сказал он, отставив нетронутый стакан.
– Я с тобой. – Может, удастся его умиротворить?
После палаты коридор показался очень просторным и тихим.
– А что, никто из них не мог взять к себе Шерил? – вышагивая к лифту, спросил Питер.
– У них же работа. Школа.
– Все равно, – упрямо сказал он, вызывая лифт.
Сувенирный магазинчик, приютившийся в нише вестибюля, предлагал газеты, глянцевые журналы, букеты в целлофане, помещенные в ведро с водой, и собрание кофейных кружек с дурашливыми надписями. На полке за кассой щетинился ряд крохотных карнегий, лишенных не только солнечного, но даже искусственного света. Уиллу охватило нелепое желание их выкупить и отпустить на волю.
