Похоже, он не ждал ответа, но, уставившись в одну точку, мысленно перебирал моменты трагедии.
– Знаю, теперь я вожу плохо. Хуже, чем раньше. Отвлекаюсь, я это подметил. Еду-еду и вдруг – бах! – понимаю, что вот-вот поцелую другую машину. Потом заезжаю в гараж и благодарю бога, что нынче обошлось без аварии.
– Я молюсь всякий раз, как я за рулем, – сказала Уилла.
Видимо, Декстер счел это шуткой, потому что невесело усмехнулся краешком рта.
– Прежде я водил весьма сносно. Отвлекался не часто. А потом… не подумайте, что я ищу каких-нибудь оправданий, но этой зимой от меня ушла жена.
– О господи!
– Я не пытаюсь вас разжалобить или чего там.
– Нет, конечно, я понимаю.
– Мы с ней прожили двадцать восемь лет. Я думал, все у нас хорошо. Детей нет… но я всегда считал наш брак счастливым. И вдруг однажды она говорит: «Я должна кое-что тебе сообщить. Я полюбила другого».
Уилла сочувственно покачала головой.
– Сперва я хотел ее урезонить – мол, ерунда, любой может увлечься. Но не стал. А то еще решит, что я проговорился, понимаете? Одно только сказал: может, говорю, это пройдет? Нет, отвечает, мы хотим пожениться, я уже переговорила с адвокатом.
– Да, это очень и очень тяжело.
– Боже мой, я пришел сказать, что переживаю из-за вашей утраты, а вы слушаете мою болтовню о всяких личных мелочах.
– Развод – вовсе не мелочь.
Декстер вытряхнул в рот последние капли воды и молча уставился в стакан.
– Еще налить? – спросила Уилла.
– Знаете, я думал, я с этим справился, но как будто живу на автомате. До сих пор. Питаюсь в основном хлопьями с холодным молоком.
– Так не годится.
– Забываю отправить почту, все роняю и разливаю, несколько раз заблудился на дороге, которую знаю как свои пять пальцев.
– После смерти мужа со мной то же самое, – сказала Уилла. – Порой думаю, у меня Альцгеймер! Наверное, и развод – своего рода утрата.
– Вот только друзья не знают, что говорить по этому поводу.
– Они не знают, что сказать и о смерти.
– Обычно меня коробило, когда после развода кто-нибудь говорил: «Да мы вот разбежались…» или «Просто решили, что каждый пойдет своим путем». Да ладно! – хотелось сказать. Почему не признаться, что жена невыносимая командирша или муж гулял налево и направо?
– Я понимаю. Кто поверит, что супруги разводятся только, скажем, из-за разных хобби?
– Поэтому на вопросы знакомых я отвечал честно: она полюбила другого. Ведь правда все равно всплывет, верно?
– Да, рано или поздно.
– А знакомцы смущались и сразу меняли тему. Или кто-нибудь ляпнет: вот же шлюха! А Мириам вовсе не шлюха.
– Нет, конечно, – сказала Уилла.
Впервые за все время Декстер посмотрел ей в глаза:
– Он знал, что я сзади?
– Что?..
– Он меня видел? В смысле, мою машину. Или подрезал, не сознавая, что я совсем близко?
– Да нет, видел. Я думаю, он… психанул.
– Господи! Значит, дело во мне.
Уилла предпочла бы говорить о его разводе. В последнее время все разговоры непременно касались гибели Дерека («Боже мой, какой ужас! Да как же так!»), и от темы смерти ее уже мутило.
– Понимаете, муж был очень вспыльчивый, – сказала Уилла. – Вечно орал на другие машины: ты уж реши, левый ряд или правый, чего раскорячился-то? Ой, зеленый зажегся, что бы это значило?
Карл Декстер только криво усмехнулся.
– Он взялся обучить младшего сына вождению, но однажды высадил его из машины и отправил домой пешком, хотя они уехали уже черт-те куда. Из-за того, что сын пропускал вперед всех и каждого.
– Вы очень добрый человек, – вдруг сказал Декстер.
– Дети считают меня чересчур доброй.
– Нет, серьезно. Я бы понял, если б вы меня погнали взашей. Дескать, был бы внимательнее, ничего бы не случилось.
– Так можно сказать о любой ситуации. – Уилла встала.
Декстер тоже поднялся и протянул руку:
– Спасибо, что поговорили со мной.
– Вам спасибо, что зашли.
В сентябре Шона проводили в университет Санта-Барбары. Туда машину вел он, а на обратном пути за руль «тойоты», вдруг показавшейся слишком пустой, сел Иэн. Он начал свой предпоследний год в школе, Уилла записалась на полную университетскую программу. Всю одежду Дерека она упаковала в коробки и передала благотворительной организации. Кабинет его, где обычно он лишь смотрел телевизор, отошел Иэну и стал местом тусовок с друзьями. Поняв, что мать не возражает против репетиций оркестра, Иэн чаще бывал дома.
По ночам Уилла по-прежнему просыпалась, ворочалась и переживала по всякому поводу, но, час-другой промаявшись, засыпала опять и утром себя чувствовала отдохнувшей. Похоже, она более или менее пришла в норму.
В памяти возникали дни из детства: с утра зарядит дождь, ты вынужденно торчишь дома – читаешь или пялишься в телик, а после обеда вдруг выглянет солнце и ты мигом собираешься гулять, думая: «Вот же счастье привалило!»
В октябре они с Иэном слетали на восток к ее отцу, вечно находившему отговорки, чтобы не приезжать к ним. Визиту он, похоже, обрадовался, хоть и в своей безмолвной манере, а Уилла наслаждалась возможностью быть полезной – устроила генеральную уборку и забила холодильник упаковками со всяческой едой. Погостили недолго – выходные на День Колумба – и уже во вторник вернулись домой, где Уилла, подкошенная трехдневной суетой и сменой часовых поясов, средь бела дня уснула на диване.
Ей приснился Дерек, чего раньше не бывало, хотя она очень этого хотела. Оказалось, произошло недоразумение и он вовсе не умер. Звякнул дверной звонок, и вот он, Дерек, ничуть не изменившийся – милое веснушчатое лицо, гусиные лапки возле глаз. Однако он был рассержен. Уилла знала этот его взгляд.
– Что за дела? – сказал он. – Ты выбросила всю мою одежду?
– Ой, прости, пожалуйста! Я думала…
– На секунду отвернешься, и все мои вещи на помойке!
А дверной звонок все тренькал. Что-то непонятное.
Уилла проснулась. Звонок и впрямь голосил. Еще сонная, она села, пригладила волосы. Покачнувшись, встала с дивана, прошла в прихожую и открыла дверь. На крыльце стоял Карл Декстер. Уилла ойкнула.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Добрый день.
– Я не вовремя?
– Нет, ничего.
Наверное, надо было пригласить его в дом, но она еще не вполне очнулась и только моргала.
– Я тут подумал, вдруг вы согласитесь поужинать со мной. Может, сегодня или в другой день, когда вам будет удобно.
