Уилла рассмеялась.
– Господи боже мой! – выдохнула Элейн.
– Погодите, такое нельзя спускать, – сказал Дерек.
Отец окинул его спокойным взглядом, однако промолчал. Уилла хотела поддержать отца, ведь она тоже частенько себя чувствовала белой рохлей, но мать ее перебила:
– Вы правы, Дерек. Эта история меня просто бесит.
Похоже, все были против них. Но отец держался невозмутимо. Покачиваясь на задних ножках стула, – что тоже всегда бесило мать – он насмешливо улыбался, и только Уилла ответила ему улыбкой.
Она укладывала в чемодан туалетные принадлежности, когда с сумкой через плечо в комнату вошел Дерек.
– Это, значит, твоя спальня, – сказал он, оглядываясь.
– Угу.
Дерек поставил сумку на пол и подошел к настенной доске. Прежде там висело расписание уроков, но теперь все следы школьных времен Уиллы были скрыты под метками безалаберной жизни ее сестры: наклейка на бампер «Никто – наш президент», корешки билетов с названиями групп, о которых Уилла даже не слышала, карандашная карикатура неизвестного автора – Белоснежка курит косячок.
– Я думаю, перед отъездом надо известить твоих, что мы помолвлены, – сказал Дерек, явно обращаясь к Белоснежке.
– Что? Зачем?
Дерек обернулся.
– В смысле, прямо сейчас?
– А что, ты передумала?
– Нет, конечно. Но ведь помолвка будет долгой. Еще успеем сообщить.
– Так что? Я думаю, они обрадуются. Или нет?
– Да, наверное.
– Наверное?
– То есть… конечно, обрадуются, но… понимаешь… Они могут сказать, что я еще только на третьем курсе.
– Господи, тебе двадцать один, мне двадцать три.
– Да, но…
В дверях возникла Элейн с банкой рутбира в руке.
– Опа! Пардоньте. – Она презрительно усмехнулась, словно застала парочку нагишом.
– За что? – Уилла захлопнула чемодан. – Пойдем, Дерек.
Она протиснулась мимо сестры, нехотя посторонившейся, Дерек подхватил сумку и вышел следом. Чуть подумав, Элейн двинулась за ними. Уилла услышала, как чпокнула вскрытая банка.
В гостиной мать собирала страницы раздраконенной воскресной газеты, отец разглядывал телевизионную карту погоды.
– Похоже, вы летите прямо в грозу, – сказал он. – Говорил же, останьтесь до понедельника.
Дерек сбросил сумку с плеча.
– Мистер Дрейк, миссис Дрейк.
Сразу все замерло. Мать застыла со спортивным разделом газеты в руках. Отец кинул взгляд на Дерека и выключил телевизор. Элейн шла в столовую, но вернулась и встала в дверном проеме гостиной, впервые за все время как будто чем-то заинтересовавшись.
– Мы с Уиллой обручились, – сказал Дерек.
Никакого отклика. Родители были непроницаемы. Уилла медленно опустила чемодан.
– Мы друг друга любим и… решили… хм… что до конца жизни хотим быть вместе… – Через слово Дерек запинался, словно говорил наобум, пытаясь заполнить неловкую тишину. – Я сделал ей предложение, и она согласилась… только сказала, что сначала закончит учебу… но, по-моему, хорошо бы пожениться этим летом… доучиться вполне можно и в Калифорнии. Я еще надеюсь ее уломать, но в любом случае…
– Мелвин? – сказала мать.
Отец шевельнулся, как будто потихоньку пробуждаясь, и откашлялся.
– Ну что же, новость, конечно, хорошая, но Уилла еще только на…
– Хорошая? – эхом откликнулась мать. – Ты считаешь его желание «уломать ее» хорошей новостью?
– Да нет… – начала Уилла, но Дерек ее перебил:
– Я не так выразился, имелось в виду, что мы… ну… еще обсудим это вместе, но по-любому…
– Конечно, плевать на интересы Уиллы, – врезалась мать. – Плевать, что она еще не закончила учебу, плевать, что ей только-только исполнилось двадцать один, главное, что вы, мистер Бизнесмен патентованный, со своей, цитирую, должностью управляющего…
– Не надо, милая, успокойся, – сказал отец, хотя должен был лучше других понимать, что этого говорить нельзя. – Давай допустим, что Уилла, наверное, знает, что делает.
Уиллу окатило паникой. Она открыла рот, но мать ее опередила, ответив отцу:
– Да ради бога!.. Скажи, Уилла, ты хочешь уподобиться своей подружке Соне, а еще дочке Барнсов и этой Мэдди Леннокс, которые малолетками выскочили замуж и уже наплодили кучу детей?
– Я не малолетка…
– Этот человек назвал тебя воображалой-студенточкой!
– Что? – Дерек изумился, но потом, видимо, припомнил. – Позвольте, миссис Дрейк, я никого так не называл. – Он говорил спокойно, только чуть громче обычного. Казалось, он нисколько не тушуется, в отличие от отца Уиллы, который, как всегда, щурил глаза и морщился, желая, чтобы конфликт поскорее себя исчерпал. – Речь шла о том мужике в самолете. Да и он, наверное, так только подумал.
– Какая разница? Вы сразу ей не поверили. Она сказала, что ей угрожали пистолетом, а вы отмахнулись.
Уилла посмотрела на Дерека. Вообще-то мать права.
– Да, я, слава богу, не устроил спектакль, – сказал Дерек. – У меня, миссис Дрейк, нет ваших актерских способностей, вашего вулканического темперамента и умения тянуть одеяло на себя, когда главную роль играет другой.
– В том-то и смысл, олух. – Мать как будто получала удовольствие от происходящего. Рот ее кривился в горестной усмешке, на щеках пылал румянец. – Аманда должна тянуть одеяло на себя, в этом суть пьесы.
Прежде мать никогда не демонстрировала свое истинное «я» постороннему. Уилла думала, что Дерек сникнет, но он тоже улыбнулся, только весело и спокойно.
– Аманда, значит, – сказал он. – Примерьте-ка образ леди Макбет. А кто еще подаст кролика
[4] к пасхальному столу?
Уилла вытаращилась, Элейн, до сих пор восхищенно молчавшая, прыснула.
– Вот что, дорогие мои, давайте-ка сядем и все обсудим, – сказал отец.
– Что тут обсуждать? – вскинулась Уилла. – Я выхожу за него, и дело с концом.
Она подхватила чемодан, Дерек перекинул сумку через плечо, и оба направились к двери.
Мать в аэропорт не поехала. Элейн, как ни странно, решила их проводить, но за всю дорогу не проронила ни слова; по-прежнему в пижаме и растянутой кофте, она, скрючившись на переднем сиденье, смотрела в окно и раскрыла рот лишь на подъезде к аэровокзалу:
