Конечно, жизнь не стояла на месте, и между землетрясениями, наводнениями и угрозами взрыва продолжался ежедневный рабочий процесс. Но я уже чувствовала, что устала. Мне было все сложнее справляться со своей работой, возможно, из-за возраста, а может, я просто достигла своего предела. За долгие годы случилось немало авралов, мне часто приходилось работать на двести процентов, разгребая дела по выходным, а заодно навещая котов. Поэтому я начала активно готовиться к выходу на пенсию.
Я заранее решила, что вне зависимости от того, чем я потом займусь, я все равно буду каждый день приходить в библиотеку навещать Тейлора. Я ни в коем случае не хотела, чтобы он подумал, что я бросила его, и бродил по библиотеке, мяукая и зовя меня, решив, что я, возможно, спряталась где-нибудь в ящике.
Твердое решение выйти на пенсию я приняла 2 мая 1996 года, в тот день, когда умерла моя мама. Она уже плохо себя чувствовала и в течение последних нескольких лет жила в лечебно-реабилитационном центре. И хотя ее смерть была в каком-то смысле ожидаемой, я находилась в состоянии невероятного шока. Ее уход помог мне осознать, что жизнь проходит очень быстро, а значит – либо сейчас, либо никогда.
Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Когда я была ребенком, маме приходилось заставлять себя готовить, да и уборка не была ее коньком. Ничего не изменилось и когда я переехала к родителям на ранчо после своего развода: она, как могла, экономила время на домашних делах. Например, каждый раз, когда ей нужно было вымыть овощной контейнер в холодильнике, она брала козла Пана, или лошадь Эйнджел, или сразу обоих, заводила их на кухню и держала открытой дверцу холодильника, пока те не уплетут все старые овощи. Я не спорила с ней, ведь это действительно было быстрее и проще, чем делать все самой.
Кажется, в последнее время я только и делаю, что предаюсь воспоминаниям: о котах, о маме и о долине Карсон, какой она была в прежние времена.
На следующий день, после того как я развеяла прах матери, я сразу же слегла с вирусной простудой, и мне пришлось какое-то время провести дома. Я восприняла это как знак, что приняла верное решение относительно своего ухода из библиотеки.
***
По мере того как Тейлор становился старше, он все больше линял. Раз в несколько дней мне приходилось проходить по всей библиотеке с большим рулоном клейкой ленты и собирать повсюду клочки его шерсти.
Осенью 1997 года начался еще один учебный год, и я получила свежую партию рисунков, писем и вопросов от новых членов нашего фан-клуба. Отвечая им, я чувствовала некоторую горечь, так как знала, что одно из этих писем может стать последним. Я посмотрела на Тейлора, который теперь большую часть дня спал на шерстяном платке у моего стола. Через месяц я должна была уйти. Констанция согласилась взять заботы о Тейлоре на себя. Решив, что другие дела подождут, я села писать ответ, настроившись на веселый лад:
«Дорогой класс,
спасибо вам большое за все ваши открытки и рисунки. Вы все рисуете намного лучше, чем я. Я не различаю цветов и не умею рисовать. Но зато у меня густая шерсть, и я красиво мяукаю. Почему я так много ем? Сказать по правде, я не знаю, когда меня будут кормить в следующий раз. Вам же известно, что этой зимой к нам придет Эль-Ниньо. Не знаю, имеет ли это какое-то отношение к моему ужину, но лучше быть готовым ко всему и запастись жирком на долгую зиму. Прямо сейчас я очень хочу добраться до своей детской постельки – книжной коробки «Бейкер энд Тейлор», на которой еще сохранились вмятины от моих зубов. А еще я пытаюсь найти самые солнечные места в библиотеке, чтобы погреться на солнышке, ведь сейчас уже довольно прохладно. Ну, настало время моего третьего по счету дневного сна. Не знаю, почему люди не спят дольше – не хочу об этом думать, лучше вздремну!
С любовью, Тейлор».
Тогда я еще не знала,
что после этого послания
я напишу фан-клубу еще только раз,
и это будет последнее письмо Тейлора.
За месяц до моего ухода во время ежегодного осмотра Тейлора доктор Горриндо обнаружил у него раковую опухоль. Я спросила врача, как он считает, чувствует ли Тейлор какие-то боли.
– В данный момент нет, – сказал он. – Просто наблюдайте за ним, и когда поймете, что настало время, приносите его ко мне.
Весь месяц до выхода на пенсию был занят канцелярской работой, собраниями и вечеринками, но, погрузившись в какое-то дело, я постоянно ловила себя на мысли, что, возможно, занимаюсь этим в последний раз: принимаю оплату за просрочку книг, или расставляю книги по полкам, или дежурю за абонементным столом.
Обычно я всегда добавляла несколько книг к тому заказу, который мы отправляли в компанию «Бейкер энд Тейлор», но в этот раз я составила список преимущественно детективных романов, тех, что прочесть. Теперь у меня будет достаточно времени, и никакая работа не помешает мне насладиться этим процессом.
Последний день я постаралась провести с Тейлором, гладя его и разговаривая с ним. Несколько раз он соскакивал со стола, чтобы подойти к миске с едой или лотку или немного пообщаться с людьми в библиотеке. Но двигался уже меньше и с осторожностью. Спрыгнув на пол, он встряхивал сначала одной ногой, потом второй, после чего немного скованной походкой двигался к месту назначения. Наблюдая за Тейлором, я сочувствовала ему. Я и сама в последние дни двигалась так же неуверенно.
В первый официальный день на пенсии я наслаждалась свободным временем, но при этом скучала по общению с котом, чувствуя особую горечь от того, что ему осталось не так уж много. Я добросовестно навещала его каждый день, чистила лоток и проверяла, как он себя чувствует. Ведь он был мне родным котом, как и Мисси Мэк, которая жила у меня дома.
Было немного странно приходить в библиотеку каждый день: с одной стороны, я уже была на пенсии, но в то же время находилась в прежнем библиотечном окружении. Поэтому я старалась просто прийти, проверить, как Тейлор, и тут же незаметно уйти. Ежедневная рабочая рутина не давала мне возможности замечать мельчайшие изменения в поведении котов. Но теперь разница была очевидна. Движения Тейлора стали более скованными, ему требовалось чуть больше времени, чтобы встать с постели, и, прежде чем спрыгнуть на пол, он несколько секунд смотрел вниз, не решаясь сделать прыжок.
Наблюдая за ним в течение нескольких месяцев, я заметила, что он стал тише и перестал угощаться остатками ланча. Он начал уменьшаться в размерах и терять интерес ко всему происходящему. Констанция все это время внимательно контролировала состояние Тейлора. Она прожила с кошками всю свою жизнь, и как она сказала мне позднее: «Такой опыт сам помогает тебе осознать в нужный момент, что время пришло». Я, конечно, уже знала это. Но от этого легче не становилось.
И не важно, прожил твой питомец с тобой
два дня или два десятка лет,
прощаться с ним одинаково тяжело.
Когда Констанция наконец позвонила мне, она произнесла только одно:
