Я чувствовала, что мое присутствие мешает им откровенно и честно поговорить друг с другом, поэтому и нашла повод, чтобы оставить их наедине в маленьком домике Саши в Уэльсе. Позднее я спросила у Ронни, о чем они говорили.
– Я сказал, чтобы она была смелой, – ответил он. – Мы все умрем.
Муж ничего больше мне не рассказал, но позже все же объяснил, как ему удалось справиться с собственным диагнозом.
– Я находился в состоянии шока лишь первые несколько недель, – сказал он. – А потом оптимизм помог мне примириться с ситуацией. Принятие – вот что главное. Это было не самое плохое, что происходило в моей жизни. – Он помолчал, а затем добавил: – Я не стал погружаться в духовное созерцание. Меня не интересовали последние разговоры на смертном одре. Я понял, что приближаюсь к концу пути, и не боялся умирания, а был готов к этому.
Когда я вернулась, Ронни ослабел, но незначительно. Конечно, я каждый день звонила ему, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Муж не страдал от того, что зависит от других людей, ведь он оставался в собственном доме. Одна сиделка присматривала за ним ночью, другая – днем. Обе говорили мне, что просыпаться по ночам очень утомительно. Их слова помогли мне особенно не терзаться угрызениями совести за то, что я устроила себе небольшой отпуск.
Удивительно, но без меня больше всего страдал Тоби. Когда я вернулась, он прижался ко мне на диване. Я почувствовала жуткий запах, мне казалось, что у нас в доме прорвало канализацию. Два часа кот испускал самые вонючие газы, какие только можно вообразить. Дневная сиделка, которая любила кошек гораздо меньше, чем я, прозвала его «Вонючка». Я обиделась, хотя самому Тоби не было до сиделки никакого дела.
* * *
Через день после моего приезда Тоби заболел. Сначала я подумала, что он подавился шерстью, но никаких комочков не увидела. Может быть, он съел шмеля или жука? Или какие-то испортившиеся объедки? На кухне ничего не пропало. Когда кот раньше воровал еду, никаких газов у него не было – ведь он отлично приспособился к диете бездомных кошек в детстве.
В тот же день я отвезла Тоби к ветеринару, потому что он категорически отказывался есть свой обычный корм. Для такого прожорливого кота это было чем-то из ряда вон выходящим. Похоже, положение было серьезным. На столе у ветеринара Тоби вел себя спокойно, хотя и попытался царапаться. На весы кот уселся без борьбы и выглядел на них весьма элегантно и красиво. Кабинет врача его не беспокоил, однако терпеть поглаживания ветеринара Тоби не собирался. Кот явно овладел многими приемами из человеческого репертуара.
– Накормите его отварной курицей, – сказал мне ветеринар. – Если он не будет есть, приезжайте в выходные. Я осмотрю его на следующей неделе.
Тоби досталась холодная куриная нога, которую я собиралась съесть на ужин. Мясо он съел с удовольствием, но от собственного корма отказался. Я решила, что к ветеринару можно и не обращаться, если холодная курица кота вполне устраивает. В выходные он уже стал есть собственный корм, и по состоянию лотка я поняла, что пищеварительный кризис миновал. К ветеринару мы поехали в понедельник, чтобы подтвердить выздоровление кота и оплатить очередной счет.
Я льстила себе, считая, что расстройство пищеварения у кота было связано с тем, что он скучал по мне. Впрочем, его спокойное отношение к моему возвращению никак не подтверждало страданий из-за моего отсутствия. В общем, это так и осталось тайной.
Неожиданно возникшие проблемы со здоровьем подтвердили правильность нашего решения оставить его у себя. Теперь у меня было две причины оставить кота в доме. Первая и самая важная заключалась в том, что Ронни хотел, чтобы он остался, Тоби честно исполнял свои обязанности кошачьего компаньона. Во-вторых, Тоби нужен был хозяин, который мог позволить себе поездки к местному ветеринару! Для нашего доктора Тоби был неиссякаемым источником доходов.
Первое теплое весеннее утро вселило в меня надежду на то, что кошки начали уже приспосабливаться друг к другу – вместе вышли из кухни, и я видела, как они устроились под навесом в саду. Тоби сидел, а Тилли каталась по бетонной дорожке – она не лежала на боку, изготовив когти и зубы к защите, а вполне дружелюбно каталась. Если бы она боялась Тоби, то не стала бы вести себя подобным образом.
Оказалось, что наедине они прекрасно ладят друг с другом, получается, что источником стресса в отношениях была я. Когда я оказывалась поблизости, Тоби начинал отгонять Тилли прочь, чтобы целиком и полностью завладеть моим вниманием. Он был «мамочкиным котом», который не хотел делиться. Для кота существовала только я, и хотя он с удовольствием дремал на постели Ронни днем, тот никак не мог ему заменить меня.
Я надеялась, что Тоби станет более независимым. Два месяца назад я взяла его и посадила на свою постель под одеяло так, что была видна одна лишь кошачья голова. Тоби был совершенно счастлив. Не думаю, что это действительно ему понравилось, но он вытерпел такое человеческое поведение, лишь бы быть рядом со мной. Впрочем, ласкаться он стал гораздо меньше и больше уже под одеяло не залезал. Как и раньше, кот не любил сидеть на коленях – ему было вполне достаточно касаться меня.
Тоби становился менее покладистым. Когда я поднимала и сажала его на стул, он тут же спрыгивал, давая понять, что сам будет выбирать место и это не мое дело. Он научился демонстрировать нормальное кошачье презрение к простым людям!
Кот все еще соревновался с Тилли за мое внимание: отгонял кошку от меня мягким толчком, если она подходила слишком близко. Мне приходилось делить время между ними не только ночью, но и днем. Я решила, что Тилли можно позволить сидеть на моем рабочем столе. Зимой здесь стояла ее теплая лежанка, а летом коврик. Тоби в моем кабинете мог бродить только по полу.
Я никогда не наказывала и не гоняла кота, когда он запрыгивал на стол. Стоило ему оказаться на столе, как я поднималась и выходила из комнаты. Ему приходилось спрыгивать и следовать за мной. И Тоби понял, что, когда он запрыгивает на стол, я ухожу из кабинета, а когда он остается на полу, я могу его приласкать – но только на полу!
Лишь в одном Тоби не приходилось соперничать с Тилли и он позволял мне определять его движения целиком и полностью: каждый день после обеда я приносила Тоби в комнату Ронни, и он спал на его постели. Кот оставался с Ронни, пока мы с Тилли дремали на диване.
* * *
Вскоре после моего возвращения из Эксмура Ронни сказал:
– По-моему, настало время продать мою машину.
Сначала я почувствовала облегчение. Возле нашего дома стояли две машины – моя маленькая и грязная «Шкода» и большой «Сааб» Ронни. Ронни было легче садиться в «Сааб», но после Рождества он слишком ослабел, чтобы ездить на машине. Муж нуждался в инвалидном кресле, и для поездок в больницу мы вызывали специальное такси.
Кроме того, он решил, что больше не хочет ездить в больницу – онкологи больше не могут ничем ему помочь. Поэтому машина просто стояла возле дома, а я тратила целое состояние на страховку и налоги, но не говорила с ним об этих расходах, потому что знала, что машина много для него значит.
