Кот и меня однажды укусил, когда я, поднимая его с пола, случайно причинила коту боль. Впрочем, укусив, Уильям начал мурлыкать и лизать меня в знак извинений. Выяснилось, что у него был абсцесс, возникший на месте укуса. Может, его укусила крыса, а может, Уильям неожиданно наткнулся на Гизмо и не успел подготовиться к встрече. С гордостью могу сказать, что абсцесс находился на передней части его тела – он встретил своего врага грудью и не сбежал, как трусливая Мурлыка. Ее абсцессы всегда находились в области хвоста. Уильям был котом доброжелательным, но доброжелательность эта проистекала из уверенности и силы.
Мурлыка, в конце концов, начала видеть в нем члена семьи, хотя и не самого любимого. Я была ее любимицей, за мной шел Ронни, а Уильям занимал последнее место. Его она скорее терпела, чем любила.
* * *
Следующая болезнь Мурлыки началась с полной потери аппетита. Еда всегда была для нее важнее всего. Я поняла, что нужно ехать к ветеринару, когда Мурлыка начала есть совсем чуть-чуть и, спрыгивая с постели, жалобно мяукала, словно это движение причиняло ей боль. Кошки редко плачут от боли, поэтому это ее состояние меня встревожило.
– Как вы думаете, что с ней не так? – спросила я с тревогой, когда ветеринар поставил кошку на пол для наблюдения за походкой Мурлыки. По его мнению, кошка явно испытывала дискомфорт. Кошки редко хромают, но Мурлыка шла неестественно напряженно.
– Нужно сделать рентген, – предложил ветеринар.
Рентген показал, что у Мурлыки обострение артрита, и ей прописали болеутоляющие препараты. Аппетит вернулся к кошке. До этого она не могла есть из-за постоянной боли. Мурлыка стала с большим интересом относиться к жизни, меньше времени проводить на кровати и чаще выбираться на улицу, но, конечно, в моем присутствии.
Я постоянно терзалась чувством вины. Когда она была котенком, я часто кормила кошку то сырой курицей, то сырым мясом. Я думала, что питание Мурлыки в первый год жизни не позволило ей получить все необходимое для здорового развития костей. Может быть, это стало причиной кошачьего артрита? Теперь я стала внимательно следить за питанием котят, кормила их только специальным сбалансированным кормом, не увлекаясь неподходящими лакомствами. Здоровое питание – вопрос слишком сложный, и обычным котовладельцам трудно справиться с ним.
Я превратила наш дом в удобное для кошки-инвалида жилище. Сначала я купила обогреватель для котов. Это была специальная металлическая труба, напоминавшая торпеду с лазом для кошки. Такое устройство сейчас уже не продается. В нем Мурлыка могла спать в тепле и уюте, а Уильям не мог тревожить кошку по ночам. Рядом со своей кроватью я поставила мягкий пуфик, чтобы кошка могла спрыгивать и запрыгивать на кровать в несколько приемов, но постепенно Мурлыка стала предпочитать обогреватель моей постели.
Я купила два пандуса для кошек: один вел на диван, где я устроила специальную мягкую лежанку из старого одеяла, обшитого специальной тканью, другой – на мой стол. На столе располагалась еще одна кошачья лежанка без трубы, но с электрическим подогревом, а подогреваемый пол покрывала мягкая ткань. Мурлыка теперь могла дремать рядом со мной, пока я работала на компьютере. Это было удобно и мне, поскольку кошка больше не мешала печатать, предпочитая нежиться в тепле.
До появления артрита Мурлыка любила валяться на солнышке на подоконнике в гостиной. Я уже установила пандусы на диван и стол, и покупать еще один к подоконнику мне не хотелось. Дом был битком набит приспособлениями для кошки-инвалида, поэтому я подвинула к окну кресло, а рядом с ним поставила еще один мягкий пуф. Теперь кошка могла добраться до подоконника за несколько невысоких прыжков.
Пришлось подумать и о лотках. Для каждой кошки у меня был свой лоток. Людям-инвалидам часто нужно высокое сиденье для унитаза, однако кошкам-инвалидам требуется другое – низкий лоток. Мурлыка могла пользоваться своим, но ей было трудно в него забираться, поэтому я сняла с лотка крышку.
– Наш дом превратился в кошачий госпиталь, – как-то раз заметил Ронни, оглядев гостиную.
Он был прав. Полка над камином превратилась в кошачью аптеку. Там лежало средство от запоров и небольшая коробочка с жидким обезболивающим. На диване, к которому вел специальный пандус, расположилась очень большая и мягкая кошачья лежанка. Мягкий пуф располагался у кресла, стоявшего у окна. Здесь мы устроили еще одну мягкую лежанку. На журнальном столике лежали щетки – мягкая и жесткая – и расческа для ухода за теми участками, до которых Мурлыка больше не могла дотянуться.
Все это обустройство так насмешило Ронни, что он даже написал книгу «Сто способов жить с заядлой кошатницей» и в ней рассказал обо мне!
Книга совсем не походила на его прежние книги о террористах. Ронни с недоумением и раздражением узнал, что продается она так же хорошо, если не лучше, как и его серьезные труды.
Тогда я смеялась над мужем, но сегодня при этом воспоминании слезы наворачиваются на глаза. Прошло десять лет, и наш дом превратился в госпиталь для самого Ронни – лифт для инвалидного кресла, ходунки вверху и внизу, специальное кресло, с которого ему удобнее было подниматься, и даже больничная кровать. К этому времени муж постоянно жил с болью, как когда-то Мурлыка, и даже обезболивающие не всегда ему помогали.
Мурлыке, как и самому Ронни, все эти приспособления – пандусы, теплые лежанки и обезболивающие – позволили прожить еще три года вполне достойно. Она стала ближе ко мне: счастливой Мурлыка себя чувствовала только в одной комнате со мной, кошка переходила следом за мной из комнаты в комнату, несмотря на боль и необходимые усилия.
Потом Мурлыка перестала есть в третий – и последний – раз.
– Боюсь, у нее что-то с почками, – вынес свой вердикт ветеринар. – Если вы оставите ее на двое суток, мы сможем промыть ее почки, и она проживет еще месяца три.
– Не могли бы вы дать мне это лекарство с собой, чтобы я могла забрать Мурлыку домой и она провела двое суток дома? – спросила я.
Маленькой Мурлыке к этому времени было уже тринадцать лет. Она почти оглохла и очень нервничала, оказываясь вне дома. Кошка настолько зависела от меня, что хотела постоянно меня видеть, да и я не хотела оставлять ее на двое суток в ветеринарной клинике – пугающие воспоминания, странные запахи, соседство с собаками причинили бы ей страдания.
– Мне не хотелось бы подвергать ее лишним испытаниям, – сказала я. – Давайте все сделаем сейчас.
На этот раз я все сделала правильно. Я не могла объяснить кошке необходимость лечения, любая ветеринарная процедура – испытание, потому что животное не понимает ее смысла. Я начала мириться с тем фактом, что все кошки и все люди умирают. Важно то, как это происходит, а не почему. Я держала маленькую Мурлыку, когда та переходила от жизни к смерти, туда, где нет скорби и страданий, где больше никогда не придется плакать от боли.
* * *
Мы с Ронни страшно скучали по нашей кошечке. Я снова замечала ее движения уголком глаза, как это было с Толстой Адой. Мне казалось, что я слышу шаги кошки на лестнице. Это приносило мне утешение, потому что Мурлыка покинула нас не навсегда. Наверное, ее дух остался в нашем доме. Нам повезло – у нас в тот момент был Уильям.
