Со временем мне пришлось продать Фриски. Я уже была слишком высокой, чтобы ездить на нем – хорошо еще вес у меня всегда был небольшой! Фриски победил на ежегодной выставке. Увидела я его снова лишь спустя пятнадцать лет. Он полностью окрасился в белый цвет. Покупая лошадку, я не знала, что с возрастом лошади этой породы становятся белыми. Через пятнадцать лет он стал этаким упитанным, пухлым пельменем. Вряд ли он вспомнил меня, но я часто виделась с ним и его новыми хозяевами.
У меня было несколько спасенных лошадей. Я брала их, выхаживала и продавала тем, кому могла доверять. Так я узнала о Джеке. Хозяин решил его продать, потому что не сумел с ним справиться. Он был слишком раздражителен и нетерпелив.
Когда я увидела Джека, то сразу поняла, что имел в виду хозяин. Джек был… мягко говоря, энергичным. Сначала он не позволял мне оседлать себя. Да я вообще не могла заставить его сделать хоть что-то.
– Ну же, давай, выйди из конюшни, – говорила я, а Джек упирался.
Со временем я поняла, что нельзя вставать перед ним и тянуть за повод. Когда я стояла сбоку и осторожно выводила его, он шел вместе со мной. Джек не терпел, когда его к чему-то принуждали.
Я научилась мириться с его буйным нравом. А нрав действительно был непростой! Однажды Джек вместе со мной понесся прямо через шоссе, расположенное рядом с нашим полем. Была суббота, и по дороге сновали грузовики, доставлявшие продукты на рынок. Я думала, что Джек хочет меня убить. Когда я пыталась развернуть его, он лишь прибавлял скорости и несся в противоположную сторону. На поворотах он припадал к земле, как это делают мотоциклисты. Это было ужасно.
Папа дал мне совет:
– Когда его несет, пришпорь его и посмотри, что выйдет.
Когда это произошло в следующий раз, я последовала папиному совету, и это сработало. Джек несся сломя голову, потому что знал, что ему это запрещено. Стоило мне раскусить его блеф, как он тут же успокоился.
Джек жил у меня уже около полутора лет, и вдруг у нас из конюшен украли всю сбрую. Деньги на новое седло мне пришлось собирать полгода, и все это время я ездила без седла. Держаться на лошади было трудно, но я превратилась в настоящую всадницу. Без седла лучше чувствуешь коня и понимаешь, что он думает. То же самое теперь происходит с Тедом: когда он прислоняется ко мне, я точно знаю, что он собирается сделать. Сегодня я понимаю, что езда без седла была не самой лучшей идеей, но это было единственное занятие, которое делало меня счастливой.
Джек был настоящим кошмаром – но я любила его за это. Мне нравился его независимый дух. Он был упрямцем и всегда все делал по-своему – точно, как я.
Но в глубине души он был очень преданным. Гораздо позже за те же качества я полюбила Теда.
Глава 3
Ошибка, которая чуть было не стоила мне жизни
В мае 1970 года мне исполнился двадцать один год. Я была счастлива. Теперь я работала в министерстве транспорта, в центре планирования. Мы по-прежнему дружили с Роуз – всюду ходили вместе. Она приезжала на мои верховые прогулки и ехала на велосипеде рядом с Джеком. Мы вместе ходили на танцы и записались в церковный хор в ее городке.
Постепенно я становилась более уверенной: у меня появился бойфренд, и он уговорил меня ходить без перчаток. Позже мы расстались – ему предложили работу в Новой Зеландии. Перед отъездом он пришел ко мне и спросил, хочу ли я эмигрировать вместе с ним. Но я сказала, что Джек без меня пропадет. Он ответил, что лошадь для меня дороже, чем он. Я не знала, что возразить. Я не сказала, что он ошибается, он разозлился, выбежал из дома, и все было кончено. Но этот юноша придал мне уверенности. Я наконец-то научилась выходить на улицу без перчаток и перестала стесняться собственных рук.
Роуз вышла замуж и переехала в Шропшир – ее муж, Малькольм, учился в сельскохозяйственном колледже. Я приезжала к ним со своим новым бойфрендом. Однажды, когда мужчины отправились на прогулку, мы с Роуз занялись обедом. Мы решили приготовить карри. Я должна была добавить в жаркое специи, но ошиблась с рецептом – положила в кастрюлю столовую ложку порошка карри, а нужно было всего лишь чайную. Эта ошибка чуть было не стоила мне жизни.
Сели обедать. Мы впервые готовили вместе с Роуз, и все шутили, что мы собрались всех отравить.
– Ладно, раз вы так считаете, я попробую карри первой, – предложила я и положила ложку жаркого в рот.
Жгучее карри сожгло слизистую во рту. Малькольм взял маленький кусочек и тут же потянулся за стаканом. Я видела, что он запивает наше карри, но было уже слишком поздно. Мне было стыдно выплюнуть, и я проглотила. Рот и горло горели огнем, и я начала задыхаться. Роуз позвонила в службу спасения «999».
Для большинства людей служба «999» – это настоящее спасение. Все знают, что им помогут. Для людей с ДБЭ звонок «999» – это лишь начало проблем. Мало кто из медиков знаком с нашей болезнью, и поэтому многие приносят больше вреда, чем пользы. Обычные процедуры могут нас убить. Стоит взяться за мою руку или снять с меня одежду, и кожа будет повреждена. Любой пластырь – это настоящая катастрофа. Я знаю о своей болезни больше любого врача, но когда я говорю докторам, что чего-то делать нельзя, меня редко слушают.
Когда в 1970 году меня привезли в больницу, врачи решили сделать трахеотомию. Я была в ужасе: я находилась вдали от дома, и родители не знали, что я в серьезной опасности. Мне сделали обезболивание, но когда меня уже везли в операционную, огромный ожог в горле прорвался. Боль была невыносимой. Операцию отменили. Мне повезло – позже специалисты говорили, что трахеотомия для человека с таким заболеванием крайне опасна. Я могла умереть.
Когда ожог прорвался, в горле образовались складки кожи, и это породило серьезнейшие проблемы. Я почти потеряла возможность глотать. Было больно даже пить. Не имея возможности есть, я сильно похудела, и мне пришлось провести в больнице несколько месяцев.
Мне поставили диагноз «анорексия». Врачи думали, что я не хочу есть, но я просто не могла. До сих пор помню, как врач поставил у моей постели поднос с тарелкой, на которой лежала жареная рыба с картошкой.
– Я никогда от тебя не отстану, – сказал он.
Как-то вечером ко мне в больницу пришла мама. Мы говорили о моем детстве. Я видела, что мама очень расстроена. Замолчав на полуслове, она встала и вышла из комнаты. Я не понимала, почему она меня бросила, а мама решила, что я умираю. Когда я заговорила о детстве, она подумала, что вся жизнь пролетает перед моими глазами. И тогда она вспомнила первого лондонского врача, который сказал, что мне можно заниматься верховой ездой. Он хотя бы понимал, что со мной происходит. На следующее утро на «Скорой помощи» меня перевезли в другую больницу, в Лондоне.
