— Князь, — заметила Анжель, — нам нужно переговорить серьезно. Отбросим в сторону всякую игру в слова.
— Я вас слушаю, — сказал он холодно.
Он небрежно поставил локоть на стоящий возле него маленький столик, облокотился подбородком на руку и пристально посмотрел на свою посетительницу.
Анжелика Сигизмундовна выдержала этот взгляд, делая вид, что не замечает его, и медленно начала:
— Была ли Ирена честной девушкой, когда вы ее встретили?
— Вполне!
— Вы нисколько в этом не сомневаетесь?
— Нисколько.
— Как вы думаете, что может стоить честь девушки?
— Она неоценима, — отвечал он тоном, который, не переставая быть вежливым, становился все более ироническим по мере того, как Анжель тверже становилась на занятую ею позицию.
— Но ведь вы должны знать, милейшая Анжелика Сигизмундовна, — продолжал он, — я всегда поступаю достойно моего имени и ничего не жалею. В этом отношении еще никто не мог упрекнуть меня.
— Как мне вас понимать?
— Я сделаю все, что вы потребуете от меня… если только это не будет превышать мои средства.
— И это все?
Сергей Сергеевич вопросительно приподнял брови, затем прибавил, снова принимая свой насмешливо-добродушный вид:
— Вы видите, дорогая моя, что я вам отвечаю как друг и порядочный человек, потому что подобный разговор обыкновенно происходит до, а не после. Но я хочу вам доказать, что ничего не имею против вас и питаю к вам самую искреннюю симпатию… к тому же ваша дочь — ангел, для которого я готов на всякие глупости. Вы видите, что я отдаюсь вам с руками и ногами.
Анжель слушала неподвижно и безмолвно.
— Хитрить с вами было бы глупо, да это и не по мне, — продолжал он. — Вы умная женщина, все это знают, очень умная, а с умными людьми самое лучшее быть искренним. Мы оба будем искренни. Это в наших общих интересах.
— Одним словом, вы предлагаете деньги мне и Ирене?
Она повела плечами.
— Я настолько богата, что могу дать их вам, если вам нужно! — добавила она.
Князь слегка нахмурил брови.
— Дорогая моя, — произнес он, — к чему вы волнуетесь. Я вам уже все сказал.
— Нет, вы ее соблазнили… самым бессовестным образом… посредством обмана. Она обесчещена. Чем хотите вы загладить это преступление?
Сергей Сергеевич отвечал, не изменяя своей полуулыбки:
— Я вижу, что вы сердиты на меня, сердиты на мое поведение относительно вас, которое, признаюсь, не было безупречным. Но будем справедливы, всякий другой поступил бы так же на моем месте. Я совершенно случайно встречаю очаровательную молодую девушку и от нее же самой узнаю, что она ваша дочь…
Он прервал речь.
— И тогда, — докончила Анжель, — вы сказали себе: дочь известной кокотки, к чему стесняться? Мне не удалось добыть… купить мать, я возьму дочь. Это будет прекрасной местью и блестящим успехом в полусвете на эту зиму. Анжель, конечно, рассердится, что над ней подшутили, захватив тайком ее сокровище. Но дело будет сделано — не воротишь, и если в один прекрасный день она приедет ко мне, ну что ж, я аристократ, богач, выну свою чековую книжку, вырву один листочек, на котором напишу цифру, какую она мне назначит. Мы будем больше чем в расчете.
Глаза Анжелики Сигизмундовны блеснули злобным огнем.
— Если бы дело касалось меня одной, это было бы очень хорошо. Я лучшего не стою!
Она была прекрасна в своем черном наряде, с матовой бледностью лица и сверкающими глазами.
— Но, — продолжала она, медленно отчеканивая каждое слово и вставая с места, — я мать и не хочу, чтобы моя дочь стала такой же, как я.
Князь слушал ее неподвижно, слегка бледнея при этих словах, но оставаясь невозмутимым.
XIII
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
— Дело не во мне, — продолжала говорить между тем Анжель, — а в Ирене. Я сделала из нее честную девушку, в полном смысле этого слова. Вы это знаете лучше, чем кто-либо, потому что она поддалась вам по своей невинности, чистоте, неопытности, по всем этим качествам, которыми я дорожила в ней, как скупой дорожит своим золотом. Она не знала, кем была ее мать, и когда я приезжала к ней, то надевала платья, которые никогда не носила, чтобы моя грязь не могла коснуться ее даже через мою одежду. Вы все это знали, князь, потому что бедное дитя говорило вам о своей матери в выражениях, показывавших, что я ничем не омрачила ее чистоты. На этом-то вы построили ваш план опытного ловеласа, пользуясь ошибкой ее детского воображения, происшедшей вследствие сна и плохо понятых слов матери. Вы заставили ее считать себя избранным мною для нее и убедили ее, что я издали одобряю ее любовь к вам. Подлая, низкая западня! Все это, милостивый государь, недостойно честного и порядочного человека.
Сергей Сергеевич сжал руку, лежавшую на столе, отделявшем его от Анжель.
— Анжелика Сигизмундовна, — сухо отвечал он, — вы напрасно меня оскорбляете, так как здесь нет мужчины, у которого я мог бы просить удовлетворения за ваши дерзости!
— Так же, как нет мужчины, который мог бы дать вам пощечину, убить вас, отомстить вам за честь моей дочери.
Князь встал.
Его взгляд встретился со взглядом Анжель, он прочел в нем столько ненависти и истинного горя, что вздрогнул.
С минуту он молчал.
Лицо его снова приняло спокойное, насмешливо-любезное выражение, и он прибавил совсем уже другим тоном:
— Поговоримте толком. Положим, вы мать… не такая, какой я вас считал. Тем хуже для вас. Только позвольте мне вам заметить, что то же самое могло случиться с Иреной и с другим… который, может быть, не стоил бы меня.
— Никогда! — вскричала Анжелика Сигизмундовна.
— Никогда! — повторил Сергей Сергеевич. — Извините меня, если я буду выражаться несколько сурово, но вы меня к этому принуждаете. В вашей совершенно для меня неожиданной материнской страсти вы совершенно забываете печальную действительность, так что я принужден вам ее напомнить.
Он остановился.
— Я вас слушаю.
— Итак, для дочери… такой особы, как вы, существуют только две дороги.
— Какие?
— Поступить в монастырь или последовать примеру своей матери. Но так как Ирена… Владимировна, — прибавил он, — не думает посвятить себя Богу, то я позволил себе… может быть, несколько рано, открыть ей двери этого мира. Поэтому-то я и не понимаю ни вашей злобы, ни ваших упреков.
— Был еще третий исход, — отвечала Анжелика Сигизмундовна.
— Какой?
— Замужество!!
Князь чуть заметно пожал плечами, хотел что-то сказать, но остановился.
