— Домой! — сказала Анжелика Сигизмундовна кучеру, входя в карету.
Она стала на колени перед своей дочерью, руками поддерживала ее голову, избавляя ее таким образом от толчков экипажа.
Доктор опустил окно, для того чтобы холодный ночной воздух мог освежить Ирену, и дал ей понюхать солей, флакон с которыми был всегда при нем.
— Это не опасно? — с тревогой спросила Анжель.
— Нет. Она придет в себя. Слабость, больше ничего… Вот уже она начинает шевелиться.
Карета между тем ехала очень быстро, Петр Николаевич увидел, что они проезжают по Дворцовому мосту.
— Где же вы живете? — спросил он удивленно Анжелику Сигизмундовну.
— На Петербургской, — отвечала она.
Холодный воздух, тряска кареты и соли, данные доктором, подействовали на Ирену, и она открыла глаза. Некоторое время она оставалась неподвижной, как бы уничтоженной, ничего не различая в темноте.
— Где я? — слабо спросила она.
Ее протянутая рука встретила руку доктора, она ее пожала, но тотчас же оттолкнула.
Это не была рука князя, как она подумала.
Она не понимала, где она и с кем находится.
Ее голова снова опустилась, и она почувствовала что-то теплое, капнувшее на ее щеку.
— Кто плачет? — спросила она.
— Я.
— Кто вы?
— Твоя мать!
— Моя мать! — повторила она с удивлением. — Ах, да, моя мать… это правда.
Громкие рыдания вырвались из груди молодого погибшего существа.
Доктор не произносил ни слова.
Карета остановилась.
Послышался скрип ворот, и экипаж въехал на двор, в глубине которого находился дом-особняк.
В окнах замелькали огни.
Петр Николаевич взял снова на руки Ирену и внес ее через отворенные настежь парадные двери в комнаты, где их встретила старая женщина.
— Ядвига, — воскликнула следовавшая за Звездичем Анжель, — я привезла ее к тебе обратно!
XX
НАСТОРОЖЕ
Петербургская сторона, являясь одной из окраин Петербурга, носит на себе совершенно отличный от более или менее центральных частей невской столицы характер.
Первое впечатление, производимое ею на новичка, случайно забредшего в ее по большей части узкие и кривые улицы и в переулки, состоящие из неказистых деревянных двухэтажных, а часто и одноэтажных домиков, построенных в большинстве случаев в глубине дворов, обнесенных решетчатыми или сплошными заборами, — это впечатление захолустного провинциального городка.
Плохо вымощенные мостовые и деревянные мостки вместо тротуаров довершают сходство, и только проходящие по некоторым из улиц «конки» своим грохотом и звоном напоминают, что вы находитесь в городе, служащем центром русской цивилизации.
На улицах, особенно в зимние вечера, совершенно пустынно: изредка встретится запоздалый прохожий или подгулявший мастеровой, извозчиков почти совершенно не видно.
Летом еще наступает относительное оживление этого столичного пригорода, ввиду соседства с излюбленными петербуржцами дачными местностями — пресловутыми «островами».
На чуть ли не самой пустынной улице этой захолустной части столицы, носящей название «Зелениной», ведущей к Крестовскому мосту, скрывалась уже в продолжение нескольких месяцев бывшая звезда петербургского полусвета, красавица Анжель, или Анжелика Сигизмундовна Вацлавская.
Отсюда-то и подстерегала она, как выразилась сама, князя Сергея Сергеевича Облонского.
Убедившись, как мы уже знаем, из произведенного ею самою негласного дознания во время пребывания на ферме близ села Покровского, на роковой для нее ферме, что ее дочь похитил не кто другой, как князь, отдав приказание Ядвиге продать как можно скорее ферму, она через некоторое время устроила так, что отъезд ее за границу стал для всех, знающих ее, несомненен.
Между тем этою «границею» была для нее река Нева.
Послушная воле своей бывшей воспитанницы, Ядвига Залесская быстро, хотя скрепя сердце и весьма убыточно, совершила продажу фермы и прибыла в Петербург. Анжелика Сигизмундовна купила на ее имя по Зелениной улице двухэтажный дом, сравнительно лучший и удобнейший в этой местности.
Новая хозяйка, действуя по заранее намеченной программе своей благодетельницы, под предлогом капитального ремонта квартир, выселила всех жильцов. Верх дома был заколочен наглухо, а нижний этаж, состоявший из двух квартир, соединен был в одну, отделан заново и меблирован, хотя и скромно, но с комфортом.
Когда все было готово, Анжелика Сигизмундовна назначила аукцион обстановки своей квартиры на Большой Морской и затем исчезла с горизонта петербургского полусвета.
Немногочисленный штат прислуги был набран из совершенно новых лиц.
Она терпеливо стала ждать возвращения в Петербург ненавистного ей князя Облонского, соблазнителя ее дочери, и, как мы видели, дождалась.
Удалившись от центра столицы, преследуя мысль, чтобы все ее забыли или же считали далеко от Петербурга, она, естественно, не могла не только поддерживать знакомство в том кругу, в котором она вращалась, но даже должна была избегать показываться на людных улицах, а потому первою ее заботою было завести агентов, которые бы дали ей тотчас же знать с прибытии на берега Невы князя, так как без них весть о его прибытии в Северную Пальмиру могла бы целые годы не дойти до Зелениной улицы.
Мы знаем, что еще до ее исчезновения она посылала за Владимиром Геннадиевичем Перелешиным, не его не оказалось в Петербурге.
Совершенно случайно, в разговоре с одним из знакомых, она получила сведения, что Перелешина видели в Москве в обществе князя.
Это одно уже тотчас же заставило ее бросить мысль пользоваться в данном деле его услугами.
Владимир Геннадиевич был, таким образом, прав, говоря доктору Звездичу и Виктору Аркадьевичу Боброву, что он знает об исчезновении Анжель не более чем другие.
Он, вместе с этими другими, считал ее уехавшей за границу.
Вопрос об агентуре, в силу этого, даже и по-переезде Анжелики Сигизмундовны в дом Залесской оставался открытым.
Мать-мстительница усиленно ломала над ним голову.
Ее выручил случай.
Никому не известная Ядвига Залесская беспрепятственно разъезжала по всему Петербургу по разным хозяйственным надобностям и, возвратясь однажды после одной из таких поездок, сообщила Анжелике Сигизмундовне, что познакомилась с одной из своих соотечественниц, служащей в горничных у Доротеи Карловны Вахер, на Фурштадтской улице.
— У Доры? Да это прямо перст Божий! — воскликнула Анжель.
Ядвига глядела на нее недоумевающим взором.
