Коренев захлопал глазами с надеждой, что это последствия голодного обморока. Женщина засунула руку в маленький мешочек, достала пригоршню зерен и бросила на дорожку. К ней слетелись голуби, и Коренев им позавидовал – он был согласен и на семена, и на манную кашу с комочками, которую ненавидел с детского сада.
Женщина заметила посторонних, перекрестилась и убежала в домик, а Коренева охватило чувство безнадежности и апатии. Ему хотелось упасть и заснуть на сером асфальте, но внезапно пошел дождь и отрезвил спутанное сознание. Садик с домиком исчезли и превратились в обычный пустырь, по периметру окруженный двух-трехэтажными зданиями с закрытыми дверьми.
В одном из них двери не оказалось – пустой проем сопровождался страннейшей табличкой «Отдел дознания». Коренев вошел в темноту, прошел пару шагов по темному коридору и наткнулся на одинокий стул. Присел, поставил портфель на колени и под шум дождя и аппетитный аромат фруктов задремал, пока высокий мужской голос за стеной возмущался отсутствием нормальной еды – якобы от персиков и овсянки его тошнит. Коренев позавидовал человеку, которого тошнит от персиков, и заснул.
#17.
Включился яркий свет и высветил чистые стены.
Он обнимал портфель и трясся от холода. С промокшего портфеля натекло воды, и он оказался посреди огромной лужи на грязном стуле. Черное озеро вносило диссонанс в светлое окружение большой белой комнаты без окон и дверей.
За берегами темной воды, на троне восседала Рея. Бирюзовое платье в этот раз оказалось не таким богатым, но привлекало внимание скромной роскошью. Знакомый цветок фоамирана украшал волосы, завитые в причудливую свадебную прическу.
– Я же обещала навещать и обещание держу, – сказала она. – Вы, я вижу, голодны, но пирожки не предлагаю. Мне показалось, они пришлись вам не по вкусу.
Он был готов съесть все, и его не волновало, с чьей кухни украдена еда. С трудом отогнал мысли о голоде и завопил:
– Я понял! Это ты!
– Сказать по правде, ума не приложу, что означают твои слова. Не мог бы ты изъясняться вразумительно? – заметила Рея.
– Это была ты, – твердил он. – Я уверен.
Рея зевнула.
– Ты ее убила, – он наконец сформулировал мысль и закашлялся. Сообщать кому-то, что подозреваешь его в убийстве, оказалось сложной задачей. Сменил интонацию на вопросительную и повторил: – Ты ее убила?
Рея улыбалась, отчего почувствовал себя несмышленым ребенком, которому взрослая тетя рассказывает правила приличного поведения в цивилизованном обществе. Улыбка Реи пугала, особенно в те моменты, когда искажала пропорции лица.
– Глупенький. Я невинная девушка, в жизни мухи не обидела, – сказала она. – Как тебе могла прийти в голову такая ужасная идея? Мне дурно от самой мысли о крови, не говоря о том, чтобы на кого-то пойти с ножом. Глупость! Думаешь, я способна на жестокость?
Она захохотала, а у него по телу пошли мурашки. Пошевелил затекшими ногами, и в ботинке хлюпнуло.
– В тихом омуте черти… – он дал понять, что не намерен исключать такую возможность.
Она перестала хохотать и спросила:
– Почему не рассказал обо мне своему другу Знаменскому? Струсил?
– Он мне не друг.
– Он так мило помогал тебе с покупкой билета, я прослезилась, настолько меня тронула забота и поддержка со стороны человека в форме. Я-то думала, они грубые и бесчувственные солдафоны. Но остался без ответа вопрос, почему ты не сообщил ему обо мне?
– Не знаю, – ответил он. – Не захотелось.
– Мне нравятся люди решительные, привыкшие действовать, а не заниматься рефлексией в уголке. Глядишь, кто-то не сплоховал бы и нашел девчонку, разузнал у нее подробности, и убийца был бы пойман. А из-за нерешительности этого человека преступник на свободе и продолжает творить бесчинства.
Он сразу понял, что речь идет о нем и Логаевой Маше. Будто в подтверждение в руках у Реи появился рисунок, свернутый в трубку. Она протянула холст и знакомым тройственным голосом потребовала:
– ВОЗЬМИ!
Он вопреки желанию схватил сверток трясущейся рукой.
– СМОТРИ!
Ему не хотелось встречаться с картиной. Ледяной волной накатил страх, сопровождаемый глубоким отвращением.
– Не стану! Гадость! – он отбросил рулон в лужу.
– СМОТРИ! – повторила Рея, и полотно снова оказалось в его руках. В ее голосе сквозила угроза, отбившая всякое желание препираться.
Дрожащими пальцами развернул картину и уставился на знакомые очертания и формы. Обезображенное лицо будто выдавалось из плоскости холста, отсутствовали мазки, неточности, шероховатости – каждая линия выглядела четко, превосходя оригинал в реалистичности.
Он догадался, что это не портрет, а фотография.
– Черт! – ругнулся и отбросил холст, словно по нему ползли пауки или тараканы.
Полотно упало в лужу и растворилось в грязной непрозрачной воде под его ненавидящим взглядом.
– Оставьте меня в покое! Не желаю видеть эту мазню.
Рядом засопели. Поднял глаза. Девочка лет четырех-шести стояла в луже в высоких резиновых сапогах ярко-желтого цвета. Она посмотрела на него перепуганными глазенками, перевела взгляд на то место, где исчезла картина, и зарыдала, закрыв лицо руками. Голова ее тряслась, и подпрыгивали хвостики с резинками.
– Девочка, не плачь, – попытался ее успокоить. Он ненавидел рыдающих детей.
При первых звуках его голоса она заплакала еще звонче, побежала к Рее и спряталась за трон. Некоторое время оттуда раздавались громкие всхлипывания, но вскоре затихли, и из-за спинки стула показались заплаканные глаза и маленькие кулачки. Девочка глядела на него, словно он собирался ее укусить или съесть.
– Правильно, что у вас нет детей, – сказала Рея. – Вы не умеете с ними обращаться, они вас боятся. Напугали бедную девочку, отвратительно обошлись с ее рисунком, а она потратила на него неделю кропотливого труда.
Она ласковым, но сильным движением руки, вытянула девочку из-за спинки трона.
– Не плачь, доченька, дядя пообещает тебя не обижать. Пообещает? – Рея приподняла бровь и посмотрела на него.
Пришлось пообещать. Девочка повеселела и без всякого испуга принялась бегать по белой комнате.
– Играй, играй, – подбадривала Рея. Ее лицо светилось материнским теплом. – Разве она не чудо? Такой милый и талантливый ребенок, у нее жизнь впереди, в отличие от нас с вами.
Из-за трона вдруг вышла Оленька с фотоаппаратом – по неизвестным причинам это оказался древний «Поляроид». Тот самый, который выдавал карточку с черным квадратом, через минуту превращавшимся в фотографию.
– Что ты тут забыла? – удивился он. Он терпеть не мог Оленьку и в сны ее не пускал, ведь и там она продолжала произносить и совершать глупости.
