Забрала банку и ушла.
А раньше бы?.. Эх, вот раньше Степой была я. Детство точно прошло. Гейм, кажется, овэр.
14 фев. 2016 г
Как-то была съемка, курей жарили и резали. Обязательно в кадре целая курочка, аппетитная корочка, нож надрезает ножку, кусочек смачно отходит, идет сок, дымок, смак, все такое.
Снимали часов восемь. На следующий день поехали за дополнительными птицами. Перерезали около двухсот кур. И вот так думаешь: курочка старалась, несла яйцо, больно ей было, родился цыпленок, желтенький, маленький, миленький, вырос тоже в курочку, гребешок красный, перышки белые, зернышкам радовалась, травку клевала. А потом привозят ее в павильон, одну ногу подрезали – ааа, нет, плохой дубль, кожа плохо отошла. Следующая! Аа, нет, плохой дубль, сока мало было. Аа, нет, плохой дубль, нож плохо пошел. Вот и вся ее жизнь. Вылупилась, клевала, плохой дубль. Думаешь иногда: Господи! Я же ничего не создаю, я только рушу! Курей режу двести раз. Ну что это такое?!.. Сама как курица – плохой дубль. А потом звонят по новому проекту, спрашиваешь: какие числа, кто режиссер? Называешь гонорар, они такие: ооо, да ты с ума сошла, ты такая: даа, а вы по магазинам ходите, они такие: да капец!.. Ну и все так завертелось, завертелось сразу, и все мысли отошли, и вот опять стоишь в павильоне и режешь кого-то.
17 фев. 2016 г
Сижу на встрече, все очень ответственно, агентство, клиент, нельзя пропустить ни слова. Главное, все точно записать. Отвлечешься, а потом на съемке говорят: а где вареный слон? Мы же обсуждали вареного слона!
Звонит мама. Три раза. Говорит: Алеся, я селедки привезла. Картошки пожарить или сварить? Я шиплю: мааамааа, я на встреееечеее!!!… Она тоже начинает шептать:
– Доченька, просто одно слово скажи, чтобы я поняла: пожарить или сварить, да или нет?
– Да.
– Что да? А, поняла. Тогда скажи просто: МАМА, ЖАРЬ! Или МАМА, ВАРИ! Я пойму.
Я один раз увидела в магазине крутого креативного известного директора рекламного агентства с мамой. Так интересно было. Он вроде такой креативный, обувь шиворот-навыворот, одежда швами наружу, прическа сбрита с одного бока, в разговоре на встречах не может подобрать русские слова. Консьюмер должен быть хэппи. А мама у него такая же, как все мамы. Стрижка, как у пуделя, когда круглой шапочкой верх поднят, одежда швами внутрь. Прямо как моя мама. Мамы у нас очень одинаковые, выпущенные на одном заводе.
Говорит: ну ты чо молчишь, ты же любишь картошку с селедкой, жарить мне или варить?
26 мар. 2016 г
Две истории про любовь, которые не имеют отношения друг к другу и никак не пересекаются по смыслам, но говорят об одном и том же.
Дима очень любит кроссовки New Balance. Прямо фанат. У него есть разные, но тут этот чертов New Balance выпустил какую-то редкую серию из какой-то редкой кожи по такой цене, как если бы мы хотели купить Кремль в ипотеку. И я их начала искать. Проблема в том, что у Димы размер ноги, как от нашего дома и до Кремля. Во всех магазинах говорили, что этот размер поставляется в одном экземпляре в каждую точку, раскупается тут же, прямо около грузовика с доставкой, так что не ищите, до свидания. Но я не сдавалась. Были прочесаны не просто все магазины, склады, но я даже ездила в одно секретное место, где надо нажать на звонок три раза, подождать и нажать еще два раза. Это тайный код, я душила человека шнурками из прошлогодней коллекции, чтобы он его назвал. Можно бы было заказать в америках, но это ж сколько ждать! Так я думала месяц. За это время познакомилась с людьми, у которых 30 пар New Balance. 50 пар. И 70 пар. Все они смотрели на меня с понимаем и сочувствием. Я выучила их язык. Например, про New Balance 577 нельзя говорить пятьсот семьдесят семь. Надо говорить пять семь семь. Иначе тебя не поймут. У нас нет пятьсот семьдесят семь, у нас только пять семь семь.
И вот в одном магазине мне встретился один человек. Он был продавцом. К тому времени у меня сформировался уже нездоровый взгляд. Так смотрят люди, которые очень хотят торт, но им нельзя. Я смотрела с вожделением и ненавистью.
Он спросил: что вы ищите.
И я рассказала ему.
Он сказал: подождите секунду.
Я подождала.
Он сказал: такие кроссовки есть только в Питере, узнал у своих.
Я посмотрела на него с вожделением.
Он сказал: доставки нет. Вы поедете?
Я посмотрела с ненавистью. И рассказала весь этот путь, всю эту боль.
Он сказал: я вас понимаю, у меня у самого 60 пар дома.
Я сказала, что знаю людей, у которых есть 70.
Он сказал: но только я их никогда не носил и носить не буду.
Я посмотрела на него, как на человека, которому торт можно, но он ест землю.
Он сказал: я привезу вам их, купите мне билет в Питер.
И я купила ему билеты в Питер.
И отдала денег на ипотеку за Кремль.
Я отдавала и думала: Алеся! Алеся!! Это развод! Он просто сбежит с твоими деньгами. Он купит кроссовки и будет целовать по ночам, он не отдаст! Алеся, прекрати!
Он взял деньги так, будто это шифровка из штаба. Может быть, его будут пытать. Может быть, он не вернется. Да он точно не вернется, это же понятно, Алеся!
И в свой выходной день он поехал.
И привез мне эти кроссовки!
Там ручная работа, не конвейер клеил, а человек дышал носом в швы, шил на машинке, приминал пальцами там, где не сходилось идеально.
По мне так кроссовки и кроссовки, но Дима очень хотел. Мне такого не понять.
Когда этот человек отдавал их мне, то погладил и сказал: ну все, пока, парни.
А еще сегодня я выбирала себе сумку. Напала на магазин, где ручная работа, итальянцы шьют. Я такого не видела никогда. Меня тошнило от восторга. С виду сумка и сумка, но я очень хотела. Диме такого не понять. Выбрала две сумки из множества. Одна – невероятно прекрасная, другая невозможно великолепная. Стоят, как если бы мы не успели еще выплатить ипотеку за Кремль, но уже бы взяли Белый дом в кредит. Но я не могла уйти. И стояла с ними, прикладывала к себе час точно. Продавщица потеряла уже интерес даже, было видно, что я сошла с ума. Прикладывала их и так, и сяк. Клала на живот, закидывала на спину, представляла себя с ними и в юбках, и в штанах. Они подходили ко всему. Они обе были не просто сумки, а личности. У каждой был характер и манера двигаться. Они были невыносимо невероятны. Я трясла ими, клала на скамейку и хватала рукой, закидывала на плечо и перевешивала, как винтовки. Они обе были – мне. Но сразу две нельзя купить, потому что это как иметь жену и любовницу – страдать будут обе, а я не смогу так жить.
